Было бы весьма кстати привести несколько примеров для подтверждения наших слов. Начнем с обычной науки — «физики» и сравним то, как ее понимали ранее, с тем, что под эти словом понимают в современном мире. Огромное различие бросается в глаза даже в том случае, если мы ограничимся только западным миром. Слово «физика» в его изначальном этимологическом смысле означает буквально «науку о природе». Эта наука изучает наиболее общие законы «становления», поскольку слова «становление» и «природа» являются синонимами, и именно так греки, как, например, Аристотель, и понимали эту науку. Другие частные науки, исследующие эту же сферу реальности, являются «спецификациями» физики по отношению к той или иной более узкой области существования. Уже здесь можно заметить определенное искажение смысла слова «физика» в современном мире, так как сегодня оно означает лишь одну частную науку среди многих других, которые в свою очередь также являются науками о природе. В этом обстоятельстве следует видеть ярчайший пример дробления, характерного для современной науки в целом: порождаемая аналитическим способом мышления «специализация» дошла уже до такой степени, что люди, испытавшие на себе ее влияние, уже не в состоянии даже представить, что может существовать наука, занимающаяся всей природой в целом. Определенные недостатки этой специализации часто привлекают к себе внимание, поскольку она неизбежно ограничивает любую точку зрения; но даже те люди, от внимания которых это обстоятельство не ускользает, тем не менее согласны принять его в качестве неизбежного зла в условиях такого количества детального знания, какое уже не возможно освоить в целом. С одной стороны, они даже не догадываются, что детальное знание само по себе не имеет никакой ценности и никак не оправдывает отсутствие того синтетического знания, которое могло бы сложиться в других условиях, поскольку оно хотя и ограничено сферой относительного, но все-таки представляет собой знание более высокого уровня в сравнении со знанием простых фактов и деталей. С другой стороны, они не обращают внимания на то обстоятельство, что сама невозможность соединить множество деталей и фактов порождается неспособностью свести их к высшему принципу и упорным стремлением начинать всякое новое исследование снизу и извне, тогда как подлинную ценность наука будет иметь в том случае, если в ней используется совершенно противоположный метод.
Если сопоставить античную физику с современной, но не с той наукой, которая известна современным европейцам под этим именем, а со всей совокупностью естественных наук (именно эта совокупность и соответствует античной физике), то сразу станет понятно, насколько физика была подвержена дроблению на множество «специальных наук», между которыми иногда очень трудно найти что-либо общее. Но это еще самое первое и поверхностное наблюдение, и не следует думать, что, соединив все эти специальные науки, можно получить нечто подобное античной физике, так как на самом деле в этих двух случаях мы имеем перед собой совершенно различные подходы к исследованию природы. В традиционном обществе все науки берут свое начало в области фундаментальных принципов и являются, в сущности, частными приложениями этих принципов; в современном же обществе именно от этой связи научного знания с областью принципов решительно отказываются, для Аристотеля физика по отношению к метафизике была вторичной наукой и, следовательно, зависела от метафизики, являясь применением к сфере природы принципов, стоявших над природой и лишь отражавшихся в ее законах; это же можно сказать и о космологии средних веков. В современном мире, напротив, стремятся во что бы то ни стало утвердить самостоятельность наук, их независимость от чего бы то ни было, отвергая все, что находится за пределами научного знания, или, по крайней мере, провозглашая то, что там находится, «непознаваемым», для того чтобы вообще перестать с ним считаться. Такое отрицание существовало на практике еще до того, как его попытались выразить в теориях вроде «Позитивизма», или «агностицизма», и можно даже сказать, что это отрицание и являлось исходной точкой современной науки в целом.[79] Только в девятнадцатом столетии европейцы начали не только открыто заявлять о своем невежестве (поскольку называть себя «агностиком» равноценно тому, чтобы назвать себя «невеждой»), но и отказывать другим даже в возможности обладания тем знанием, которое теперь для них оказалось недоступным; само это обстоятельство было еще одним свидетельством продолжающейся интеллектуальной деградации Запада.
Характерное для современного мира стремление полностью разорвать все связи науки с областью принципов, для того чтобы обеспечить ее мнимую независимость, лишает эту науку какой-либо ценности и делает ее даже неинтересной с точки зрения самого познания. В конце концов это стремление может завести науку в такой тупик, из которого уже не будет возможности выбраться. Следует заметить, что нечто подобное произошло и в области общественной жизни, где наши современники попытались отделить все временное, светское, от духовного. Мы не хотим сказать, что здесь вообще не существует различий; они имеются уже потому, что светское и духовное относятся к разным сферам жизни, подобно тому как различаются между собой метафизика и традиционные науки, но обычная ошибка аналитического подхода заключается в том, что стирается существенная граница между простым различием и абсолютным разделением (между дифференциацией и сепарацией). Только благодаря такому абсолютному разделению (сепарации) временная, светская, власть потеряла свою подлинную легитимность; то же самое, только применительно к области интеллекта, можно сказать и о науках.
Кроме того, всякое развитие в сфере таким образом «отделенной» науки вовсе не ведет к углублению познания, как иногда полагают. Напротив, познание остается чисто поверхностным и сводится лишь к упомянутому выше знанию деталей и фактов или к обстоятельному, но совершенно бесплодному анализу этих деталей и фактов, которым можно заниматься до бесконечности, ничуть не приближаясь к истине. Следует также добавить, что европейцы занимаются своей наукой вовсе не ради самой науки: их главной целью является не чистое знание, пусть даже и невысокого уровня, а всего лишь возможность его практического использования, в чем можно легко убедиться, обратив внимание на тот факт, что наши современники соединяют науку прежде всего с промышленностью, в силу чего большинство видит представителя науки в обыкновенном инженере.
79
Экспериментальная наука начинается с утверждения, что любое достоверное знание может быть получено только из опыта. Агностицизм И. Канта, как и Д. Юма, появляется как логическое следствие экспликации данного утверждения.