Передача традиции
Мы уже говорили о том, что этимологически слово «традиция» не обозначает ничего иного, кроме идеи передачи, и такое значение вполне естественно и полностью соответствует нашей собственной концепции традиции, которую мы частично уже изложили; здесь необходимо сделать лишь некоторые уточнения, чтобы исключить даже самую незначительную возможность недоразумения в этом важнейшем для нас вопросе. Недоразумение может заключаться в следующем: если передавать можно вообще все, что угодно, и даже вещи совершенно профанические по своему характеру, то почему же нельзя, как мы не раз повторяли в предыдущем очерке, говорить о «традиции» по отношению ко всем передаваемым тем или иным образом вещам, какой бы природой они ни обладали, не ограничивая применение этого слова только той областью действительности, которую принято называть «сакральной»?
С самого начала следует сделать одно важное замечание, которое смогло бы значительно сузить рамки этого вопроса: если мы обратимся к первоначальным временам человеческой истории, то увидим, что этот вопрос тогда даже и не возникал, поскольку не существовало никакого различия между «профанным» и «сакральным». В действительности нет такой особой области существования, к которой определенные вещи принадлежали бы уже в силу своего происхождения; на самом деле существует лишь точка зрения профанов на эти вещи, которая сама является результатом процесса деградации, выражающего самую общую закономерность циклического нисхождения человеческого существования в силу его постепенного удаления от первоначального состояния. Можно утверждать, что до начала этой деградации — в состоянии, которое было естественным для человечества в начальные стадии цикла, — все вещи имели традиционный характер, поскольку всегда рассматривались в их непосредственной связи с основными принципами, и поэтому «профанная» деятельность, то есть деятельность, оторванная от этих принципов или их игнорирующая, была просто невозможна даже в той области человеческого существования, которую сегодня называют «обыденной» жизнью, или, точнее сказать, в той области, которая тогда соответствовала этому чисто современному понятию.[24] И конечно же, «профанная» деятельность была невозможна в области наук, искусств и ремесел, традиционный характер которых сохранился до гораздо более позднего времени, а в нормальных цивилизациях встречается и сегодня; все это ведет к тому, что если не принимать во внимание времена так называемой «классической» античности, то можно вполне определенно сказать, что «профаны» появляются только в современной цивилизации, представляющей собой предельную на настоящий момент степень той деградации, о которой у нас идет речь.
Если иметь в виду только современное положение вещей, то возникает вопрос, почему понятие традиции не включает теперь в свое содержание те области действительности, которые рассматриваются как «профанные», то есть как утратившие свою связь с фундаментальными принципами, и применяется только по отношению к области сакрального? Здесь было бы недостаточно просто повторить, что идея традиции уже в достаточной степени искажена в современном мире; вполне естественно, что некоторые слова в результате длительного употребления изменяют свой первоначальный смысл, что-то утрачивая или, наоборот, приобретая; но для таких изменений в любом случае должны быть определенные причины, которые для нас приобретают в этой ситуации особое значение. Следует заметить, что подобные искажения распространяются не только на те языки, в которых используется латинское слово «традиция»; так, например, в древнееврейском языке слово «каббала», которое также выражает собой идею передачи, сохраняется для обозначения традиции именно в том смысле, как мы ее понимаем, но чаще всего употребляется все же для указания на ее эзотерическую и инициатическую часть, то есть на самое скрытое и важное в содержании традиции; это обстоятельство недвусмысленно говорит о том, что обсуждаемый нами вопрос гораздо интереснее и значительнее любого другого вопроса об употреблении слов в современных языках.
Из всего сказанного прямо следует вывод, что все, к чему применимо понятие «традиция», в сущности, осталось таким же, каким и было изначально; имеется в виду то, что было передано от предыдущего состояния человечества до наших дней. Вместе с тем необходимо заметить, что «сакральный» характер традиции в современном мире сообщает такой передаче совершенно иной смысл, связывая ее прежде всего с областью фундаментальных принципов и лишь затем со всеми остальными сферами человеческого существования. Если обратиться к пространственным сравнениям, то можно также сказать, что существует передача «вертикальная», связывающая область сверхчеловеческого и собственно человеческого, и передача «горизонтальная», соединяющая между собой различные последовательные состояния человечества; если вертикальная передача имеет «вневременный» характер, то передача горизонтальная естественным образом предполагает хронологическую последовательность. Добавим, что вертикальная передача в свою очередь может быть рассмотрена не только сверху вниз, но и, наоборот, снизу вверх, выражая тем самым идею причастности человечества к реальностям высшего порядка, что на самом деле чрезвычайно важно и всегда особо подчеркивается во всех традиционных формах, поскольку традиция в определенном отношении и есть осознанная и эффективная связь человека с высшими состояниями бытия. С другой стороны, горизонтальная передача, рассматриваемая в ходе циклического нисхождения, соответствующего хронологической последовательности событий, представляет собой движение в некотором смысле против «естественного» хода времени, поскольку является, в сущности, возвращением к изначальному состоянию человека; это возвращение также оказывается необходимым условием достижения высших состояний бытия.[25]
24
Понятие обыденности, ставшее в самое последнее время объектом пристального внимания в философии и социологии, имеет далеко не столь простое содержание, как это может показаться на первый взгляд. Обыденная жизнь невозможна в традиционном обществе не только потому, что отсутствуют какие-либо чисто «профанные» области деятельности, но и потому, что там нет экзистенциальных условий для протекания повседневности. Даже отвергая феноменологическую достоверность сакрального, следует признать, что пространство жизни в традиционном обществе организовано, с точки зрения современного человека, необычайно жестко, и в нем фактически не остается места ни для одного из экзистенциалов, заполняющих и даже насыщающих его повседневную жизнь. Возможно, отсутствие «индивидуальной любви» в традиционном обществе следует объяснять именно этими причинами, а не недоразвитостью человеческой чувственности.
25
Эти состояния рассмотрены несколько более подробно в очерке под названием «Человек истинный и человек трансцендентный».