На местном уровне спайка партийных функционеров и спецслужб была не менее тесной. Известны шокирующие случаи, когда партия, УДБа и гражданские органы власти взаимно покрывали друг друга. В котаре Джаково в 1948-1949 гг. злоупотребляли служебным положением в личных интересах члены котарского и городского комитетов партии, директора государственных сельхозимений и некоторые должностные лица народных комитетов. Их сотрудничество разрушила только анонимная жалоба, дошедшая до ЦК КПЮ200. Но порой и жалоба на таком уровне не гарантировала успеха. В котаре Кланец Загребского округа котарский и окружной комитеты покрывали своих коллег из УДБы, на которых поступила жалоба маршалу Тито. Котарский начальник УДБы и его окружной начальник ориентировочно в 1947-1948 г. завладевали имуществом арестованных, били их и даже убили троих человек. Но партийные органы пытались замести следы их преступлений, сообщая в республиканскую УДБу и ЦК КПХ заведомо ложные сведения. Каким-то случайным образом это все открылось, и виновные понесли наказания. Интересно, что окружной начальник УДБы был наказан по партийной линии мягче, чем его котарский подчиненный, хотя партийная комиссия и признала, что инициатива преступлений исходила именно от него201.
9 июня 1950 г. Политбюро ЦК КПХ разбирало самоуправство нового секретаря котарского комитета Джаково Стевы Шимича. Секретарь отличался избиением крестьян и запугиванием членов партогранизации. Рукоприкладством занимались и его подчиненные. Как отметила комиссия: «Создается впечатление, что в котаре Джаково не считали революционным никого, кто не бил крестьян при хлебозаготовках»202. Шимича поощрял в его произволе член обкома Осиецкой области Матия Буневац. Сочувственно взирал на происходящее котарский прокурор. Аналогичные явления были отмечены и в соседней Беловарской области. Члены Политбюро ЦК КПХ осудили эту практику. Р. Жигич заявил: «У граждан начинает оформляться мнение, что высокие руководители и члены КП не подвластны закону». А Антун Бибер повторил: «Многие члены партии все еще думают, что они не отвечают перед законом как остальные граждане»203. Решения, принятые Политбюро по этому случаю, являются наглядной иллюстрацией их правоты. Во-первых, более строгое наказание Политбюро вынесло нижестоящему чиновнику, а не тому, кто его поощрял. Во-вторых, через несколько дней С.Комар возмутился судьбой Шимича: «Сейчас, когда он арестован, было сказано, что он может получить 3-4 года принудительных работ. А через несколько дней [менее чем через четыре – Ю.Ш.], когда я говорил с товарищем Звонко [Бркичем] об этом случае, он сказал, что его могут наказать несколькими месяцами»204. Да и сам Комар, как выяснилось на заседании, задолго до этого знал о произволе Шимича и делал ему последнее предупреждение вместо того, чтобы сразу поставить вопрос перед Политбюро. Закон и впрямь для членов партии не всегда имел силу.
22 марта 1951 г. Политбюро ЦК КПХ столкнулось с новым доказательством этой истины. В Славонском Броде секретарь котарского народного комитета изнасиловал девушку. Она подала в суд. Прокурор выступил на его стороне, сфальсифицировал доказательства, запугал свидетелей, и жертву осудили за клевету. ЦК КПХ частным путем узнал об этой истории, и лишь благодаря этому оказалось возможным восстановить справедливость205.
Разумеется, во всех приведенных примерах речь идет о крайних случаях. Но они рельефно показывают, что в случае беззакония непосредственных исполнителей, подкрепленного прямыми стимулами сверху, невинно пострадавший едва ли мог рассчитывать на справедливость. Его жалобы разбились бы о круговую поруку государственных и партийных чиновников.
У нижестоящих органов власти и УДБы нередко обнаруживались свои особые мотивы придать размах репрессиям. Дело было не только в стремлении отвести от себя подозрения в поддержке информбюровцев, как в упоминавшемся ранее случае Панзы Брнэ. Возникали и дополнительные мотивы. Обвинение противника в поддержке Коминформбюро позволяло присвоить себе его имущество. Так весной 1952 г. в реферате «Проблемы законности и правосудия» Политбюро ЦК КПХ получило такую картину произвола УДБы в предшествующие годы: «Случаи обыска квартиры без ордера, изъятие вещей, которые не имеют отношения к уголовному делу, распоряжение вещами, на которые наложен арест, до конечного решения о конфискации и т.п., стали достаточно редкими, хотя они еще есть в отдельных случаях. Большое число жалоб граждан на эти нарушения относится к случаям, которые происходили раньше, а сейчас их граждане забирают назад, ссылаясь на общий курс законности или на правила, которые тем временем приняты»206. Так, из воспоминаний А. Раштегорца известно, что присваивать имущество арестованных информбюровцев не брезговал даже начальник союзной УДБы Светислав Стефанович-Чеча и другие люди из окружения Ранковича207.
201
Zapisnici Politbiroa Centralnog komiteta Komunističke partije Hrvatske. – Sv.1. – S.464-467.
202
Zapisnici Politbiroa Centralnog komiteta Komunističke partije Hrvatske. – Sv.2. – S.371.