В феврале 1951 г. был утвержден новый более демократичный Уголовный кодекс, где были точнее определены формы нарушения закона, отменено наказание за покушение на контрреволюционную деятельность, за подготовку к бегству через границу, за недонесение по уголовному делу230. Продолжением линии на укрепление «социалистической» законности стал IV пленум ЦК КПЮ, состоявшийся 3 июня 1951 г. А.Ранкович, контролировавший спецслужбы страны, сделал доклад «О дальнейшем укреплении правосудия и законности», где подверг критике работу подведомственной ему УДБы. Он останавливался только на общих признаках проявления беззаконий и говорил далеко не обо всём, что имело место в действительности. Критика нарушения законности раздавалась порой и раньше, но в докладе А.Ранковича ответственность за это впервые возлагалась на высшее партийное руководство: «Иногда явно незаконные инструкции и решения высших государственных органов толкают нижестоящие органы на путь беззакония…»231. Как пример были приведены планы хлебозаготовок. По сравнению с предыдущим временем это был колоссальный шаг вперед. Действительно, тот же Шимич из Джакова едва ли бил бы крестьян, если бы сверху не требовали выполнить план хлебозаготовок любой ценой.
С решениями IV пленума партийные руководители сверяли свою позицию и в последующие годы. 24 апреля 1952 г. Политбюро ЦК КПХ разбирало вопрос о состоянии законности в республике. Это было сделано в порядке подготовки к очередному пленуму ЦК. На заседании Н. Секулич, З. Бркич и Ё. Брнчич дружно заявили, что в произволе на местах виноваты не столько власти котаров, сколько республиканское руководство, включая аппарат ЦК, откуда исходят разные непродуманные директивы. В подготовленном к заседанию реферате констатировалось, что начал ограничиваться произвол УДБы. Правда информбюровцев Политбюро не коснулось232.
Начиная с 1951 г. появились случаи, когда высшее руководство республик стало смягчать линию в отношении информбюровцев, и, по-видимому, не всегда речь шла о целенаправленных кампаниях, вдохновленных ЦК КПЮ. 14 мая 1951 г. В. Бакарич неожиданно изменил себе и сказал, что «есть случаи, где за кампанией против информбюро скрываются нарушения партийных комитетов в отношении людей…», то есть охота на информбюровцев служит заметанию следов преступлений233. 21 ноября 1951 г. тот же Бакарич смягчает наступательный настрой своих коллег по Политбюро, которые призывают усилить борьбу с информбюровцами в Славонии234. В январе 1952 г., как уже упоминалось, ЦК КПЮ призвал усилить преследование информбюровцев, вернувшихся из мест заключения в вузы, где они были арестованы. Однако Политбюро ЦК КПСл 23 апреля 1952 г. выдало неожиданное предложение. В отношении студентов-информбюровцев, возобновивших обучение после лагерей, Б.Крайгер предложил «дать им возможность полной реабилитации»235. 12 октября 1953 г. на заседании Исполкома ЦК Союза коммунистов Хорватии Бакарич высказался в том духе, что подозрение в информбюровщине – это еще не повод для ареста236.
В 1954 г. отношение к информбюровцам в партии стало смягчаться и на низовом уровне, при чем темп смягчения был столь велик, что это вызывало недовольство у высшего руководства. Так, 28 января 1955 г. на заседании Исполкома ЦК СКХ раздалась критика в адрес партийных организаций, из которой мы узнаем, что они стали принимать назад в партию бывших информбюровцев, при чем такие инициативы находили поддержку у срезных (котарских) комитетов и те за них заступались. Всего были приведены примеры в девяти котарах, при чем в каждом по одному случаю237.
Таким образом, мы видим ряды, где идут сигналы к усилению охоты на ведьм и где наоборот раздаются призывы ослабить кампанию. Как эти два ряда между собой переплетаются, еще предстоит выяснить историкам. Добавим к этому пока немногочисленные известные нам случаи сопротивления репрессивной политике на местах, и задача усложнится еще больше. Но есть еще один чрезвычайно интересный момент – инициатива снизу. Мы видели примеры, когда те или иные лица прямо заинтересованы в репрессиях. Добавим к этому еще одно свидетельство. В начале 1980-х гг. Дедиер опубликовал воспоминания одного из работников лагерной администрации Голого острова – печально известного следователя А. Раштегорца. Раштегорац заявил, что система взаимных издевательств заключенных на Голом острове возникла стихийно – в результате раскола и конфликта между самими узниками238. Конечно, в ответ сразу можно возразить, что администрация лагеря как минимум ничего не делала, чтобы положить этой системе конец. Но проблема как соотносилась «инициатива» снизу и сверху этим возражением не снимается. Политические репрессии в Югославии, в отличие от Советского Союза, еще ждут своих историков-ревизионистов.
230
Броз-Тито J. Наведено дело. – С.290, 359; Djilas M. Op. cit. – P.277; Kuljić T. Tito: sociološkoistorijska studija. – Beograd, 1998. – S.121; Zapisnici Politbiroa Centralnog komiteta Komunističke partije Hrvatske. – Sv.2. – S.993.
231
Referat Aleksandra Rankovića “Za dalje jačanje pravosuđa i zakonitosti” na Četvrtom plenumu CK KPJ // Jugoslavija 1918-1984. Zbirka dokumenata. – Beograd, 1985. – S.827.
232
Zapisnici Politbiroa Centralnog komiteta Komunističke partije Hrvatske. – Sv.2. – S.970-971, 992.
236
Zapisnici Izvršnog komiteta Centralnog komiteta Saveza komunista Hrvatske. – Sv.3. – S.98.
237
Zapisnici Izvršnog komiteta Centralnog komiteta Saveza komunista Hrvatske. – Zagreb, 2010. – Sv.4. – S.61, 70-71.