По тем же причинам, которые мешают нам судить о реальном количестве информбюровцев, трудно проанализировать их социальный состав. По официальным данным, которые приводит Р.Радоньич, среди них было 5626 крестьян, 5081 рабочий, 4008 студентов, 1722 работника Министерства внутренних дел и УДБы, 2616 работников партийного аппарата, 550 руководителей органов власти, включая сюда 63 депутата союзной и республиканских скупщин, 4153 служащих Югославской армии278. Сумма приводимых чисел составляет 23756, что существенно превышает число репрессированных. Поскольку здесь отсутствуют данные о домохозяйках, пенсионерах, инженерах, учителях, преподавателях вузов, рядовых чиновниках, учениках, работниках творческих профессий, можно предположить, что Радоньич указал социальный состав только для тех лиц, к которым применялись какие-либо санкции (т.е. для 30113 чел.). Кроме того, по опубликованным данным известно, что УДБа выявила 1246 писателей, актёров, художников, судей, прокуроров, адвокатов и журналистов, поддержавших резолюцию Коминформбюро279, но число репрессированных среди них мы тоже не знаем.
На региональном уровне социальный состав информбюровцев изучен не намного лучше. Наиболее полные данные мы имеем по Македонии. Их извлекла из архивов Е.Ю.Гуськова. Согласно подсчетам македонской УДБы, датированным январем 1964 г., в республике были выявлены 2604 информбюровца, из них репрессированы 760. В этом списке было 1249 служащих, 184 военных, 76 сотрудников УДБы, 18 профессиональных партийных работников, 147 человек занимали руководящие должности в партии. Также среди информбюровцев зарегистрированы 287 рабочих, 187 студентов, 167 крестьян, 158 ремесленников, 69 деятелей искусства, 61 школьник280. Для Словении существует статистика социального состава арестованных. По данным историка А.Габрича среди них было 244 служащих, 238 рабочих, 78 студентов, 70 интеллигентов, 48 крестьян и 53 человека отнесены к категории «прочие». Но проблема в том, что треть арестованных была потом отпущена, и, следовательно, их принадлежность к информбюровцам не доказана281. На локальном уровне имеются данные по Крижевацкому котару в Хорватии. Там были осуждены как информбюровцы 23 человека. При чем среди них выражено преобладают представители трудящихся классов: 2 рабочих, 9 крестьян, 6 ремесленников, 3 служащих (включая 1 офицера), 1 интеллигент и 2 прочих282.
Таким образом, перед историком возникает два последовательных вопроса: каков был социальный состав репрессированных и каков был социальный состав тех, кто действительно был информбюровцем? В свете приведенных выше данных с долей уверенности можно утверждать только, что информбюровское движение преимущественно городское и в значительной степени в партийно-государственном аппарате. Но и здесь следует обратить внимание на оговорку «с долей уверенности», Не исключено, что имеющиеся в нашем распоряжении цифры указывают лишь на группу риска, т.е. на ту социальную и профессиональную среду, где партия сильнее всего стремилась найти врага. Насаждавшаяся в партии установка «если враг здесь не обнаружен, значит его плохо искали», делает такое предположение очень даже вероятным.
В историографии мало обращали внимание на причины, побудившие настоящих информбюровцев к противостоянию с режимом. На сегодняшний день наиболее полно проблему социальных корней информбюровского движения исследовал черногорский историк Б.Ковачевич. Но сделал он это применительно к черногорцам и с учетом социальной, культурной и исторической специфики Черногории. Тем не менее, если отделить из его анализа собственно черногорское, получается несколько причин, толкавших людей в информбюровцы. Во-первых, это традиционная любовь к России, перенесенная на Советский Союз, и воспитанная компартией вера в непогрешимость Сталина. Во-вторых, это политика привлечения технических специалистов на руководящие должности в системе госуправления, вызывавшая недовольство кадровых революционеров. В-третьих, недовольство граждан моральным разложением партийно-государственных функционеров. В-четвертых, недовольство привилегированным имущественным положением, которое они заняли после войны, предательством коммунистических идеалов. В-пятых, политика превращения партии в массовую, начатая после V съезда, возмущала старых партийцев, поскольку, с одной стороны, в партию шли карьеристы, а с другой, она как будто на деле доказывала справедливость одного из сталинских обвинений. В-шестых, насильственная коллективизация, хлебозаготовки, налоги, принудительные мобилизации рабочей силы породили в народе, особенно среди крестьян, недовольство, которое тоже способствовало появлению информбюровцев283.
280
Гуськова Е.Ю. Судьба македонцев, пострадавших в репрессиях конфликта Сталин-Тито // В «интерьере» Балкан. Юбилейный сборник в честь Ирины Степановны Достян. – М., 2010. – Режим доступа: http://guskova.ru/w/yuhis/2010-feb
281
Gabrič A. Inforbirojevstvo na Slovenskem // Prispevki za novejšo zgodovino. – 1993. – №1-2. – S.170, 171.
283
Kovačević B. Navedeno delo. – S.145-147; см. также более ранние оценки Б.Ковачевича: Marković D. Navedeno delo. – S. 235-237.