Я уже хорошо знал из психических анализов подобных случаев, что там, где впервые появляется истерия, там неизбежно существует на это подходящий повод, а именно из сознания намеренно вытесняется какое-либо представление, исключаясь этим от возможности проработки посредством ассоциативной активности.
В таком намеренном вытеснении я нахожу также и причину конверзии возбуждения, независимо от того было оно тотальным (полным) или частичным. Заряд возбуждения, который не может разрядиться в активности ассоциаций, тем скорее находит себе ложный путь, воздействуя (иннервируя) на тело. Для мотива к вытеснению достаточно ощущения неудовольствия, несовместимости вытесняемой идеи со всей остальной массой представлений Я. Но вытесненное представление впоследствии мстит за себя, оказывая патогенное воздействие.
Итак, я пришёл к выводу, что мисс Люси Р. прибегла в тот момент к помощи, предоставляемой механизмом истеричной конверзии, и вывод этот заключался в том, что среди различных предпосылок пережитой травмы должна существовать одна, которую пациентка намеренно хотела завуалировать, пытаясь её даже вообще забыть. Если сопоставить вместе повышенную заботу пациентки по отношении к детям и высокую чувствительность к мнению других обитателей дома, то можно допустить только одно толкование. У меня даже хватило мужества сообщить пациентке моё толкование. А заключалось оно в следующем: «Я не думаю, что Ваше страдание объясняется Вашим отношением к детям, скорее можно предположить, что Вы действительно влюблены в своего господина, в директора, а возможно сами ещё не догадываетесь об этом. Далее, я думаю, что Вы питали большую надежду на то, что вскоре полностью займёте место умершей матери, а это уже легко может объяснить то, почему Вы стали столь чувствительны к мнению прислуги, к тем людям, с которыми Вы мирно жили в течении многих лет. Вы остерегаетесь, что они могут что-то заподозрить, заметить Вашу надежду, и из-за этого начнут издеваться над Вами».
Ответ её был в присущем ей лаконичном стиле: Да, я думаю, что всё так и есть. – Но если Вы знали о том, что любите директора, почему же Вы не сказали мне об этом? – Но я не была в этом уверена до конца или лучше сказать, я не желала об этом знать, хотела выбросить эту чепуху из головы, никогда об этом не вспоминать. Я даже считаю, что в последнее время я достигла этого.
Другого, более яркого переживания этого своеобразного состояния, в котором что-то знают и в то же время не знают, мне больше не пришлось встретить. Очевидно, что подобные чувства можно понять лишь тогда, когда сам хотя бы раз находился в схожей ситуации. У меня есть довольно примечательное воспоминание подобного рода, ещё и сейчас живо стоящее перед моими глазами. Когда я пытаюсь вспомнить то, что тогда происходило во мне, то моя память выдает довольно скудные сведения.Тогда я увидел кое-что, что совсем не совпадало с моими ожиданиями. Но я и на капельку не изменил своего твёрдого намерения, не уделяя достаточного внимания тому, что тогда произошло, воспринятое мною должно было в корне уничтожить моё прежнее намерение. Я просто проигнорировал противоречие, как и не придал никакого значения аффекту, схожему с переживанием отвращения, что несомненно внесло свою лепту в то, что пережитое мною реальное событие не получило для меня никакого значения. Я был поражён той же самой слепотой зрячих глаз, которую мы так часто недоумевая обнаруживаем, видя слепоту матерей по отношению к своим дочерям, мужей к своим дражайшим половинам, власть имущих к выбранным ими фаворитам (или фавориткам).
Почему Вы не могли признаться себе в существовании этой склонности? Вы что устыдились того, что полюбили мужчину? – О нет, я вовсе не стыдлива до глупости, человек ведь не может быть ответственен за переживаемые им чувства. Мои мучения были вызваны только тем, что он был господином, на службе у которого я нахожусь, в доме которого я живу, господином, по отношению к которому я не чувствуя себя полностью независимой, в отличии от отношений с другими людьми. Да и к тому же я бедная девушка, а он богатый мужчина из аристократической семьи; несомненно, меня бы жестоко высмеяли, если бы что-то узнали о питаемых мною надеждах.