А вот как, для сравнения, начинает свой труд «Генеалогии» (к сожалению, дошедший до нас лишь фрагментарно) автор, которого, пожалуй, с наибольшим основанием можно было бы назвать самым первым древнегреческим историком, — логограф Гекатей Милетский (рубеж VI–V вв. до н. э.): «Так говорит Гекатей Милетский: я пишу это так, как мне представляется истинным, ибо рассказы эллинов многоразличны и смехотворны, как мне кажется» (FGrHist. 1. Fl).
Перед нами — хронологически первое в античной (и всей европейской) историографии теоретическое суждение общего характера, и оно дает чрезвычайно много для понимания специфики древнегреческого подхода к истории. Сразу бросаются в глаза несколько характерных моментов. Во-первых, ярко выраженное авторское, индивидуальное начало: уже в самой первой фразе своего труда историк горделиво ставит собственное имя[12]. Во-вторых, нацеленность не столько на изложение событий, сколько на поиск истины (причем вкупе с пониманием определенной субъективности самой истины: «…так, как мне представляется истинным», — пишет Гекатей, допуская, таким образом, что возможны и другие точки зрения). В-третьих, полемический и даже критический настрой по отношению к предшественникам (мифографам), стремление посмотреть на вещи по-новому. Для Гекатея нет ничего очевидного, само собой разумеющегося; всё приходится открывать, как будто в первый раз.
Все эти черты, столь отчетливо проявившиеся уже у самой «колыбели Клио», нашли полное воплощение и в дальнейшем развитии греческого историописания. Оно всегда оставалось авторским: среди эллинских историков мы не встретим анонимов[13] и почти не встретим псевдонимов[14]. Далее, стремление к поиску истины и связанная с этим критика предшественников всегда оставались типичнейшими признаками их трудов. Такой принципиально исследовательский подход давал о себе знать даже тогда, когда жанровая специфика требовала скорее «хроничности».
Поясним последний тезис следующим примером. В Афинах позднеклассической эпохи получил широкое распространение жанр так называемой аттидографии; стали появляться труды по локальной истории афинского полиса, носившие одинаковое название «Аттида» (от «Аттика»). Казалось бы, этот жанр — изложение событий, происходивших в одном конкретном городе-государстве от легендарной древности до времени жизни автора, — в наибольшей степени предполагал именно историческую хронику. Собственно, многие современные исследователи так и называют «Аттиды» «хрониками»[15]. И тем не менее даже произведения аттидографов (Клидема, Андротиона, Фанодема, Филохора и др.), насколько мы можем судить о них по дошедшим фрагментам, отнюдь не походили на хроники Древнего Востока. Эти историки, как и все их древнегреческие коллеги, опять же не столько излагали и описывали, сколько искали и расследовали. Важное место в «Аттидах» занимала полемика их авторов друг с другом. Собственно, потому и появлялось так много сочинений аттидографического жанра, что в каждом из этих сочинений выдвигалась какая-то новая точка зрения и опровергались предыдущие[16].
В конце V в. до н. э. в греческом мире впервые появился интерес к проблемам хронологии (Гиппий Элидский, Гелланик Лесбосский). Однако характерно, что и хронологические выкладки в это время использовались историками не для составления хроник, а в других целях — для синхронизации событий, происходивших в различных полисах (поскольку каждый из этих полисов пользовался собственным календарем и собственным летосчислением, такая синхронизация становилась всё более насущной для воссоздания общей картины)[17], и для более точного установления тех или иных спорных датировок, что, кстати, в конечном счете опять же выливалось в ожесточенную полемику между авторами, работавшими в историческом жанре.
12
Индивидуальное начало как проявление пресловутого «агонального духа» вообще чрезвычайно сильно во всех сферах древнегреческой культуры, начиная с эпохи архаики. Даже вазописцы часто ставили свои имена на расписанных ими глиняных сосудах. Или вспомним другой, в чем-то курьезный случай: греческие солдаты-наемники на египетской службе, оставившие в начале VI в. до н. э. свои «автографы» на ноге колоссальной статуи Рамсеса II в Абу-Симбеле (текст надписи см.:
13
А если и встретим — то только по причине плохой сохранности их трудов. Так, знаменитый «Оксиринхский историк» начала IV в. до н. э. для нас анонимен — но именно для нас: его труд, безусловно, был подписан именем автора, но просто до нашего времени оно не дошло.
14
Исключения, конечно, были. Ксенофонт издал «Анабасис» под псевдонимом, но сделал это не из принципиального желания скрыть свое авторство, а по вполне конкретным причинам, из стремления подчеркнуть объективность повествования (ведь он сам выступал в этом трактате в качестве одного из действующих лиц). Другие свои труды Ксенофонт, естественно, подписывал собственным именем.
15
Важнейшие труды об аттидографии:
16
Полемика аттидографов друг с другом по ряду конкретных сюжетов хорошо освещена в работе:
17
Синхронизация осуществлялась путем «привязки» этих событий к определенным реперам общегреческого значения (смене жрецов и жриц в авторитетных святилищах, периодически повторявшимся панэллинским спортивным играм и т. п.). Впоследствии на базе этих синхронизаций выросло получившее широкое распространение среди историков летосчисление по Олимпиадам.