Отсюда гигантская широта применения дегрессии в технической жизни общества. Сюда относится одежда - дополнительный наружный скелет тела - и жилище, аналогичный скелет высшего порядка; футляры и ящики для сохранения всяких продуктов труда, сосуды для жидкостей, и т. д. Здесь уже, естественно, материал для дегрессии может быть и не "скелетного" происхождения, не из отбросов жизненного обмена со средою, но вообще всякий, какой подходит для технической задачи. Это относится и не только к человеческой технике, а точно так же ко всем ее зародышам в животном царстве. Черви-трубчатники, некоторые личинки и другие животные делают себе защитительные футляры из разных твердых частиц, какие попадутся, песчинок, раковинок, кусочков дерева и т. под., при чем обыкновенно их склеивают особыми выделениями. Гнезда птиц, ульи шмелей, ос, и другие подобные сооружения - коллективные наружные скелеты - строятся главным образом из подходящих элементов внешней среды, хотя и здесь иногда примешиваются выделяемые скелетные вещества в качестве цемента.
Что касается неорганической природы, то мы можем твердое ложе озера или русло реки рассматривать, как естественный сосуд для воды, охраняющий форму пластичного жидкого комплекса; и когда сверху часть воды замерзает, лед дополняет собою эту дегрессию. Даже поверхностный слой жидкостей вообще, с его особыми механическими свойствами, делающими из него как бы натянутую упругую пленку, выполняет аналогичную функцию; для отдельной капли воды он образует своего рода невидимый сосуд, определяющий и до известной степени охраняющий ее форму.
Чрезвычайно важный и интересный случай дегрессии представляют разного рода символы, в частности же наиболее из них типичный и распространенный слово.
Слово является своеобразным центром, объединяющим целый ряд представлений, целую их "ассоциацию"; напр., слово "человек" связывает воедино для нашей психики целые тысячи, может-быть, миллионы представлений о людях, существующих, бывших раньше или будущих, взятых на самых различных стадиях их развития, при самых различных условиях. Это центр, но не эгрессивный; его объединяющая роль основана не на высшей его организованности, а на его большей устойчивости, прочности.
Представления, психические образы воспоминания с их производными комплексами, группируясь массами, иногда прямо несчетными, в ассоциации "по сходству", взаимно влияя друг на друга и смешиваясь, сами по себе имеют тенденцию расплываться в психической среде. Вновь и вновь всплывая среди других, они воспроизводятся каждый раз неполно, с вариациями; их цепи то и дело переплетаются; их накопление дало бы в результате, наконец, совершенно перепутанную, хаотичную ткань, если бы их не связывали и не удерживали отдельными группами устойчивые, прочные комплексы: слова, а также иные символы, как, напр., научные знаки и схемы, образы искусства и проч.
Символ - комплекс вообще отнюдь не выше организованный, чем любое из объединенных им представлений; стоит только сравнить хотя бы то же слово "человек" с конкретным психическим образом человека. И неправильно было бы сказать, что им "определяются" изменения связанных с ним представлений; этого нет уже и потому, что слово несравненно менее изменчиво, менее пластично, чем они; а таковы же другие символы. Дело именно в этой устойчивости: символы фиксируют, т.-е. скрепляют, удерживают и охраняют от распадения живую, пластичную ткань живых образов, совершенно аналогично тому, как скелет фиксирует живую, пластичную ткань коллоидных белков нашего тела.
Обыкновенно о символах говорится, что они "выражают" свое содержание. Термин "выражать" относится к определенной социальной связи: связи взаимного понимания, т.-е., психического общения, передачи всякого рода переживаний между членами социального целого; при помощи символов, особенно же - слов, люди сообщают их друг другу. И действительно, происхождение символов - социальное: именно социальная потребность в закреплении, фиксированьи трудового опыта явилась исходным пунктом их развития. Вполне естественно и понятно, что только фиксированный материал опыта может передаваться от человека к человеку и храниться в коллективе; а с другой стороны, только социальное закрепление и коллективное хранение опыта и его форм вводит его в поле науки, всякой вообще, и в частности тектологии: закрепление и хранение чисто индивидуальное имело бы неизбежный конец в смерти организма.
Интересно, что основная группа этих форм дегрессии, слова, произошли также из своеобразных "отбросов" человеческого развития. Согласно гениальной теории Людвига Нуаре, "первичными корнями" речи явились трудовые междометия, непроизвольные крики, сопровождавшие коллективное действие: эти крики сами по себе являлись понятным для всех обозначением соответственных трудовых актов.
Так, напр., и мы, не видя, хотя бы за стеною, работников, но слыша вырывающийся у них звук "ухх", догадались бы, что они с усилием нечто тянут, или, на корабле, по звуку "гоп-ля" поняли бы, что матросы поднимают что-то тяжелое; эта понятность и была исходным пунктом развития таких звуков в слова, в элементы речи. Но подобныя междометия порождаются, в сущности, "лишними", "ненужными"
мускульными сокращениями: кроме тех мышц, которые, собственно, работают для практической цели, сокращаются еще другие - голосовые связки, мышцы глотки, языка, губ и пр., вследствие чего выдыхаемый из груди воздух приходит во вполне определенное звуковое колебание, которое и воспринимается всеми окружающими.
Физиология выясняет, что подобные "лишние" сокращения бывают при всяком сколько-нибудь значительном усилии: они - результат "иррадиации" нервного возбуждения в двигательных центрах мозга, т.-е. того, что это возбуждение, не ограничиваясь основными работающими центрами, распространяется с них по ассоциативным побочным путям на другие, достаточно близкие. Иррадиация затрагивает то те, то иные мышцы: при поднятии большой тяжести искажается лицо и дрожат ноги; при писании непривычные к нему дети высовывают язык; при гимнастическом приеме подтягивания себя кверху на руках дергаются ноги, и т. д.; звуковые рефлексы - только частный случай. Все это, конечно, лишняя растрата активностей организма; и в общем, процесс развития их отбрасывает, вернее - сводит к минимум: так назыв., чистота или отчетливость движений, в гимнастике или в работе, к тому и сводится, чтобы сокращались только те мускулы, которые действительно необходимы для выполнения задачи; рефлексы иррадиации отбрасываются, как отбрасываются скелетные элементы. Но, как видим, в социальном развитии людей часть этих рефлексов, именно звуковые, используется для закрепления опыта трудовых процессов, опыта двигательных усилий, который есть основа всякого опыта вообще.