Исторически ее происхождение таково: дуализм «тела» и «духа» примирялся метафизическим монизмом «субстанции». Полагали, что единая «сущность» проявляет себя двумя путями, создавая два ряда «видимостей». Эти два ряда строго параллельны потому, что непрерывно порождаются одной и той же общей причиной. В этом случае «параллелизм» сводится к причинности. Часть его сторонников и осталась на этой позиции. Другая часть попыталась откинуть «субстанцию» или «вещь в себе», т. е. скрытую причину параллелизма. Остался голый параллелизм. Таким образом, получилось уже два дуализма: дуализм «физического» и «психического» плюс еще дуализм всеобщих форм связи явлений, — причинность внутри каждой из этих областей, параллелизм между ними.
Такая точка зрения не только познавательно-уродлива, но и не имеет никаких оснований в научном опыте вообще.
Науке часто приходится иметь дело с параллельными рядами фактов. Например, объем газа уменьшается параллельно с возрастанием давления; или — развитие органов идет параллельно с их функционированием; или — число самоубийств уменьшается и возрастает параллельно с колебаниями производства в сторону процветания и кризиса и т. д. Но научное мышление в этих случаях никогда не позволяет себе остановиться на «параллелизме» и считать, что его констатацией вопрос исчерпан. Научное мышление всегда сводит этот параллелизм либо к признанию одной из его сторон за причину, другой за следствие, либо к нахождению их общей причины, либо к их диалектическому соединению в один взаимопричинный ряд. Голого «параллелизма» научное мышление не знает и не признает. Ясно, что оно не может допустить его и в специальном случае отношения физических тел и подставляемых «непосредственных комплексов». Задача и здесь, конечно, остается та же: свести «параллелизм» к причинности.
С этой точки зрения, дело становится довольно простым. Впечатления, получаемые нами от «внешних предметов» и образующие, в конечном счете, содержание нашего физического опыта — это результат действия на нас внешних «непосредственных комплексов» различных ступеней организованности. Получается совершенно цельная и свободная от перерывов картина мира.
В самом деле, «человек» А, взятый как совокупность переживаний, сознательных и внесознательных, как входящих в его систему опыта, так и ускользающих от нее, есть непосредственный комплекс элементов, очень сложный и очень высоко организованный. Другой человек В, взятый также «в себе», есть другой непосредственный комплекс, приблизительно также организованный. Животное С, с этой же точки зрения, представляет из себя третий непосредственный комплекс, низшей и менее сложной организации. Бактерия D обладает «в себе» еще значительно более низкой организованностью. Наконец, кристалл Е, взятый независимо от опыта людей и животных, стоит несравненно ближе не только человека и животного, но и растительной клетки — бактерии — к тому пределу, который характеризуется полной неорганизованностью, т. е. к «хаосу» элементов. Все эти пять комплексов, принимаемых в нашей «подстановке», вовсе не изолированы один от другого, но находятся в общей связи мирового процесса и взаимно действуют друг на друга, «отражаются» один в другом.
Каковы же окажутся результаты этого взаимного действия, взаимные «отражения» непосредственных комплексов?
Основываясь на опыте, мы заранее можем сказать, что всякое «отражение» одного комплекса в другом определяется не только содержанием и формой «отражаемого», но также содержанием и формой «отражающего», и этим последним часто даже в наибольшей степени; «отражение», поэтому, чаще всего совершенно не похоже на «отражаемое», и почти всегда неизмеримо беднее его содержанием. Напр., солнечный луч, действуя на кусок льда, вызывает в нем плавление — процесс, не имеющий никакого сходства с самим лучом. Звездно-планетный мир Сириуса, действуя на сетчатку человеческого глаза, вызывает в ней неуловимо ничтожное химическое изменение, не только очень мало похожее на Сириус, как физическое тело, но и неизмеримо, почти бесконечно малое по сравнению с этим гигантским миром, подавляющим всякое воображение своей грандиозностью; удар пули в голову животного отражается образованием раны и прекращением жизненных функций — изменениями, опять-таки совершенно не имеющими сходства с движением пули. Увеличивать число примеров излишне. Во всяком случае ясно, что с точки зрения причинности нет ничего странного, если целый гигантский мир опыта и внеопытных переживаний человека А отражается в другом аналогичном мире — в системе переживаний человека В — в виде восприятия человеческой фигуры с ее движениями и звуками. В опыте животного С — он отражается в еще более бедном и несовершенном виде; в переживаниях бактерии, вероятно, отражение будет еще в миллионы раз более жалкое и слабое. Наконец, в кристалле Е, как непосредственном комплексе, «человек А» отразится также некоторыми изменениями, но эти изменения, надо полагать, вообще не будут иметь сколько-нибудь организованной формы, не будут ассоциативно сохраняться и воспроизводиться