Но и этого мало. Названные хищники, в конце концов, считаются единицами или десятками, тогда как вредными ремеслами и производствами занято несравненно большее число людей, которых никто и не думает укорять в этом. Здесь я имею в виду громадное число рабочих, занятых постройкой скверных домов, выделкой плохой одежды, дурной пищи и так далее, и тем самым отравляющих жизнь и понижающих умственную деятельность и энергию организма их же собственных товарищей рабочих.
В самом деле, кто строит трущобы и — что еще хуже — кто их постоянно поддерживает замазывая, подпирая, подкрашивая? Кто шьет скверное платье и приготовляет отвратительную пищу и напитки, — продукты покупаемые исключительно бедняками? И кто, в довершение всего, сбывает, навязывает их бедноте со всевозможными ухищрениями, со лживыми уверениями и прямо обманом после того, как другие подмазали и подчистили их снаружи, лишь бы сбыть с рук? Все это проделывается взрослыми, добросовестными, хорошо организованными и всеми уважаемыми строителями, ткачами и приказчиками; хотя, конечно, делают они это по приказанию и по требованию капиталистов, и единственно для их выгоды. По моему, особенно возмутительно тут то, — и я не нахожу этому факту оправдания, — что до сих пор никто не только не пытался уничтожить это зло, но даже никому не приходило в голову изучить или хотя бы констатировать его.
А все, в сущности, сводится к давнишним оправданиям, что, мол, «моя хата с краю». «Я обязан работать; у меня нет другого выбора». «Если не я, так кто–нибудь другой это сработает». «Мне от этого нет выгоды; и сам бы я рад работать над чем–нибудь действительно полезным». «Не моя в том вина; ответ на хозяине, приказавшем мне так работать».
По моему мнению, пока подобные лицемерные и грошовые увертки будут признаваться правильными, все будет идти по старому, и лучшему, светлому будущему никогда не осуществиться. Согласно с этими взглядами, капиталистам всегда удастся иметь одну часть рабочих для угнетения другой половины. Капиталисты могут еще очень долго держать массы в умственном и нравственном унижении, в состоянии истощения, дряблости и неведения даже о существовании самых высших наслаждений жизнью: мрачная и подавляющая обстановка, отвратительное питание организма, ослабляя мозговую деятельность, мешают развитию энергии в массах. И все эти условия создаются самими же рабочими, непосредственно и лично страдающими от них вместе с другими. Как прямое убийство, хотя бы солдатами стачечников, так и косвенное убийство производством отвратительной пищи, ужасных жилищ и прочее, над чем работают сами же потребители и чем они губят других рабочих, — и то и другое одинаково пагубно и должно быть признано таковым прежде всего, даже раньше, чем думать об общественной реформе.
Это и есть то, что я разумею под ответственностью рабочих за продукт их труда. Я даже прибавлю, что отсутствие подобного сознания о нравственной ответственности одинаково унижают как рабочих, так и их жертвы. Никто не станет отрицать, что полицейские и солдаты нравственно изуродованы их гнусным ремеслом охотников на людей, коварно убивающих издали. Я без стеснения заявляю, что то же самое происходит с рабочими ремесел, занятых недобросовестным производством. Возьмем, например, водопроводчика, уверяющего всех и вся, что он чинит водопроводные и сточные трубы, хотя в действительности он и не думает об их починке; или возьмем приказчика, целый день навязывающего покупателю не тот товар, который нужен последнему, а тот, от которого он сам хочет избавить хозяина, потому ли, что товар залежался, или потому, что на нем выручается больше барыша. Не думаю, чтобы характер этих людей, как бы честны, трудолюбивы и добросердечны они ни были при начале, мог улучшиться от такой практики; вероятнее, что они станут скорее черствыми и равнодушными, чем чуткими и отзывчивыми. Точно также и толпы производителей продуктов низшего качества не могут быть заинтересованы в их собственном труде. А человек не может жить без интереса к своей работе, — без этого его способности глохнут, мозг тупеет и, в конце концов, он не будет в состоянии думать ни о свободе, ни о восстании против несправедливости, а еще меньше об их выполнении. Сравнив подобных люден с описанными Вильямом Моррисом в «Возрождении Ремесел», «Вести Ниоткуда» и других произведениях, станет ясно, что я хочу сказать.
Таким образом, каждый обречен быть жертвой указанного отношения к труду, как всякий, кто действует против интересов общества, рано или поздно становится жертвою своих собственных поступков. Всякий рабочий презирает шпионов и доносчиков; большинство из них презирают заместителей стачечников; и до тех пор, пока не установится подобного же отношения ко всем, занятым производством, вредным для общества, пагубным для их же собратий рабочих, — мало надежды на будущее.