Вот так бы жить, ни мучасьНи скорбью, ни виной,Забыв про злую участьПод коркой ледяной!Но как найти забвенье,Печали утоленье,Хотя бы на мгновенье, –Стихи не говорят.
Мэг Меррилиз
Вы помните старуху Мэг?Она жила в лесу,На груде вереска спала,Пила с цветов росу.
Цыганку ветер охранял,Свечой ей месяц был,А книгами – надгробьяЗаброшенных могил.
Ей были братьями холмыИ ель была сестрой,И вольно ей жилось с такойВеселою семьей.
Пускай нежирен был обедИ, отходя ко сну,Ей вместо ужина глазетьСлучалось на луну.Но по утрам зато всегдаВила венки онаИ песни пела по ночам,Гуляя допоздна.
И в темных старческих рукахСтеблями трав шурша,Она циновки для крестьянПлела из камыша.
Как Амазонка, Мэг былаВысокой и прямой,Носила рваный красный плащИ летом и зимой.Прими скиталицу, Господь,И прах ее укрой!
Сонеты
«Как много славных бардов золотят…»
Как много славных бардов золотятПространства времени! Мне их твореньяИ пищей были для воображенья,И вечным, чистым кладезем отрад;
И часто этих важных теней рядПроходит предо мной в час вдохновенья,Но в мысли ни разброда, ни смятеньяОни не вносят – только мир и лад.
Так звуки вечера в себя вбираютИ пенье птиц, и плеск, и шум лесной,И благовеста гул над головой,И чей-то оклик, что вдали витает…
И это все не дикий разнобой,А стройную гармонию рождает.
«За долгой полосою дней ненастных…»
За долгой полосою дней ненастных,Мрачивших землю, наконец придетЖеланная теплынь – и небосводОчистится от пятен безобразных.
Май, отрешась от всех забот несчастных,Свои права счастливо заберет,Глаза овеет свежестью, прольетДождь теплый на бутоны роз прекрасных.
Тогда из сердца исчезает страхИ можно думать обо всем на свете –О зелени – о зреющих плодах –О нежности Сафо – о том, как детиВо сне смеются, – о песке в часах –О ручейке – о смерти – о Поэте.
Записано на чистой странице поэмы Чосера «Цветок и лист»
Поэма эта – рощица, где дуетМеж чутких строк прохладный ветерок;Когда от зноя путник изнемог,Тень лиственная дух его врачует.
Зажмурившись, он дождь росинок чуетРазгоряченной кожей лба и щекИ, коноплянки слыша голосок,Угадывает, где она кочует.
Какая сила в простоте святой,Какая бескорыстная отрада!Ни славы мне, ни счастия не надо –Лежал бы я теперь в траве густойБез слов, без слез! – как те, о чьей печалиНикто не знал… одни лишь птицы знали.
Море
Там берега пустынные объятыШептанием глухим; прилива ходТо усмирит, то снова подстрекнетВлиянье чародейственной Гекаты.
Там иногда так ласковы закаты,Так миротворны, что дыханье водЕдва ли и ракушку колыхнет –С тех пор, как бури улеглись раскаты.
О ты, чей утомлен и скучен взор,Скорее в этот окунись простор!Чей слух устал терпеть глупцов обидыИли пресыщен музыкою строф –Ступай туда и слушай гул валов,Пока не запоют Океаниды!
Коту госпожи Рейнольдс
Что, котик? Знать, клонится на закатЗвезда твоя? А сколько душ мышиныхСгубил ты? Сколько совершил бесчинныхИз кухни краж? Зрачков зеленых взгляд
Не потупляй, но расскажи мне, брат,О юных днях своих, грехах и винах:О драках, о расколотых кувшинах,Как ты рыбачил, как таскал цыплят.
Гляди бодрей! Чего там не бывало!Пускай дышать от астмы тяжело,Пусть колотушек много перепало,Но шерсть твоя мягка, всему назло,Как прежде на ограде, где мерцалоПод лунным светом битое стекло.
Перед тем, как перечитать «Короля лира»
О Лютня, что покой на сердце льет!Умолкни, скройся, дивная Сирена!Холодный Ветер вырвался из плена,Рванул листы, захлопнул переплет.