Из эмоциональности восточно-деспотических архитектурных образов вытекает их цельность и неразложимость. Всякий анализ, членение, разложение связано с деятельностью разума. Наоборот, переживание, построенное целиком на чувстве, приводит к целостным данностям. В архитектуре восточных деспотий формы и образы не дифференцированы, не проанализированы, не разложены на части. В высшей степени характерно, что произведения восточно-деспотической архитектуры не имеют самостоятельных развитых частей. Как здание в целом связано с почвой, на которой оно стоит, с природой, которая его окружает, находится в зависимости от более крупных и всеобъемлющих форм и образов природы, так и части, намечающиеся в пределах самого здания, находятся в теснейшей зависимости от целого. Законченное в себе здание, если оно не связано с окружающим, есть завершенная вещь, сделанная человеком. Нужна развитая деятельность рассудка, чтобы оформить часть здания так, чтобы она, помимо значения в композиции целого, воспринималась бы еще и как самостоятельная законченная вещь. На деспотическом Востоке часть здания связана с целым настолько, что она не может быть отделена от него. В архитектуре деспотического Востока целое является первичным и всегда господствует над частью. Здание представляет собой своего рода живое существо. Образы, которые должны воздействовать эмоционально и выражать собой проявление сверхчеловеческих сил, что характерно для архитектуры восточных деспотий, могут быть только такими образами, в которых неразложимое целое является первичной данностью.
Перед архитектурой восточных деспотий стоят три основные задачи. Она прежде всего распространяет господствующую религиозную идеологию среди широких масс эксплуатируемого населения в целях утверждения и укрепления существующего строя и маскировки факта эксплуатации. Во-вторых, эта архитектура оформляет жизнь обожествленного монарха и господствующего класса. При этом наблюдаются различные оттенки и переходы между замкнутой интимной дворцовой жизнью, как на о. Крите, и открытой репрезентативной, парадной, показной жизнью дворца, как в Ассирии и Персии. Дворцовый ритуал тоже имеет значение в смысле распространения среди широких масс эксплуатируемого населения религиозно обоснованной монархической идеологии. В-третьих, архитектура восточных деспотий воспитывает кадры господствующего класса в духе религиозно-мистической идеологии. В этом отношении характерны такие здания, как храмики при пирамидах, индийские буддийские храмы, храмики при дворце Саргона в Хорсабаде и т. д.
Все же процесс дифференциации культуры и искусства не только зарождается, но уже довольно сильно развивается в восточных деспотиях. В этом отношении наиболее передовым государством является Египет. Однако это развитие, как бы значительно оно ни было, еще не разрушает границ восточнодеспотической культуры и все время сдерживается ее рамками. Процесс дифференциации культуры и искусства скрыто протекает внутри культуры восточных деспотий, и только в торгово-рабовладельческой демократической Греции на новой экономической и социальной базе создается совершенно новый тип культуры, искусства и архитектуры. Культура Персии и мусульманских стран, соприкасавшаяся с Грецией и Римом, представляет собой реакцию восточных деспотий на греко-римскую культуру. Это определяет собой также и характер персидской и мусульманской архитектуры. В них мы, в противоположность Греции и Риму, наблюдаем полное утверждение всех основных принципов восточно-деспотического зодчества.
1. Архитектура Китая и Японии
Я рассматриваю архитектуру Китая и Японии вместе. Конечно, между ними имеется очень существенное различие: в большинстве случаев их произведения можно отличить друг от друга по непосредственному зрительному впечатлению. Но черты сходства между ними гораздо важнее и значительнее, чем черты различия, поэтому архитектуры Китая и Японии должны быть объединены в одной главе не только при общем обзоре мировой архитектуры, но и при обзоре архитектуры Востока.