III СВЯТОЙ АПОСТОЛ ИАКОВ
Предание церковное, писания апостольские и еврейские воспоминания (Иосиф Флавий) сохранили нам облик великого и праведного апостола, брата Господня Иакова, первого епископа Иерусалимского.
В лице его сочеталось все то, что было своеобразного и лучшего в первых евреях-христианах.
«Петр, Иаков (Зеведеев) и Иоанн, хотя от Самого Господа предпочтены были (другим ученикам), однако по Вознесении Спасителя не стали состязаться о славе, но Иерусалимским епископом избрали Иакова Праведного»[53].
Помимо этого древнейшего предания (по-видимому, конца I или начала II в.) — о том, как апостол Иаков, брат Господень, был поставлен во главе Иерусалимской Церкви, сохранилось более раннее свидетельство в Деяниях Апостолов и в Посланиях апостола Павла. Предание, которое связано со словами апостола Павла (1 Кор. 15, 7), говорит еще об особом явлении Господа апостолу Иакову с посвящением его на престол Церкви Иерусалимской.
Около трех десятилетий возглавлял он Иерусалимскую Церковь. Вплоть до своей мученической кончины апостол Иаков своим поведением и праведной жизнью сохранил к себе уважение и любовь не только евреев-христиан, но и евреев не обращенных, несмотря на ненависть к христианам вождей народа — первосвященников и значительной части синедриона.
Это отразилось, например, в таком замечании еврейского историка Иосифа Флавия по поводу казни апостола Иакова: «Более благомыслящие из граждан и ревностные чтители закона, не одобряя такого определения (первосвященника Анапа о казни апостола), тайно отправили к царю (Агриппе) прошение о том, чтобы он запретил первосвященнику такие поступки». А в другом месте, говоря о бедствиях, постигших Иерусалим, он мимоходом замечает: «Все сие приключалось иудеям в отмщение за Иакова Праведного (который был брат Иисуса, называемого Христом), как скоро они убили этого праведнейшего мужа»[54].
…Таково было своеобразие положения вновь возникшего христианства в Иерусалиме. Еврейский народ чувствовал, хотя и не весь способен был к полной вере, что в тех, кого вожди народа (саддукеи, первосвященники, книжники, отчасти фарисеи) стараются изобразить как врагов Моисеева закона, — на самом деле в них-то и жива подлинная вера и праведность Израильская.
Особенно ясно это было на примере вождя и главы иерусалимских христиан. Он всей своей праведной жизнью свидетельствовал, что сделаться христианином не значит порвать с верой отцов. Наоборот, от него веяло для всякого подлинного ревнителя закона ветхозаветною праведностью подлинного пророка или первосвященника Израильского.
Вот как его облик сохранил в несколько путаном рассказе простоватый (по оценке блаженного Иеронима) христианский историк середины II века Егизипп: Иаков «был свят от чрева матери своей, не пил вина и сикера, не употреблял в пищу никакого животного, не стриг волос, не умащался елеем и не мылся в бане. Ему одному только позволялось входить во Святая (храма Иерусалимского. — С. М.); потому (что) он носил не шерстяные одежды, а льняные. В храм вступал он один (вероятно, первый, раньше других. — С. М.), и его находили там стоящим на коленях и молящимся об отпущении грехов народа. От беспрестанных коленопреклонений во время молитвы о спасении народа колени его ожестели, как у верблюда. За сие превосходство своей правоты он и назван «праведным» и «овлиасом», что в переводе на греческий язык означает защиту народа и правду»[55].
Если велико было уважение к праведному апостолу среди необращенного еврейства, то, конечно, еще большей любовью и значением пользовался он во всей христианской Церкви, как праведник, как родственник по плоти Христа Спасителя и как глава Иерусалимской Церкви, матери Церквей. Не напрасно он был поставлен во главе первенствовавшей тогда христианской общины. Его значение особенно раскрылось на первом Иерусалимском Соборе (около 50 года).
В молодом тогда церковном обществе возникли трудности и смущения. К христианству, под влиянием проповеди апостола Петра, а потом особенно апостолов Павла и Варнавы, стали массами присоединяться язычники. Вновь обращенные, при всей своей ревности к христианской жизни, не заботились о соблюдении многих предписаний Закона Моисеева: не обрезывались, не соблюдали и другие менее важные, но в жизни очень заметные ветхозаветные узаконения. Ревностные евреи-христиане с опасением увидели ниспровержение Моисеева Закона людьми, которые, как и они, надеялись спастись благодатию Христовою, благодатию Мессии — Надежды Израилевой. Не все имели просветленный ум апостола Павла, не все получали откровения, как апостол Петр, чтобы быть уверенными, что есть воля Божия, Бога Израилева, Бога Авраама, Исаака и Иакова, жить и спасаться в Церкви, не соблюдая Закон Моисеев во всей его обрядовой полноте.
Чтобы уяснить общецерковно этот серьезный вопрос, особенно для еврейства как до тех пор исключительно народа Божия, собрались апостолы и пресвитеры на первый Собор в Иерусалиме. Здесь прояснено было для общецерковного сознания вселенское назначение христианства и завершение времени Ветхого Завета (Деян. 15).
Тогда и было провозглашено, что благодатью Христовою спасаются не только евреи, но и язычники, что Дух Святой в излиянии даров Своих на учеников не полагал различия между обрезанными и необрезанными. Эти истины, поразительные для древнего еврея, воспитанного в отеческих преданиях, было дано изъяснить апостолам Петру и Павлу.
Но дело было признано решенным, когда Патриарх (берем это слово как связующее Ветхий и Новый Завет Израиля) христиан Иерусалима — апостол Иаков — засвидетельствовал, что с сим согласно учение пророков и что «ведомо Богу от вечности» это великое дело — призвание и спасение язычников; что отныне не одни евреи, но и язычники призваны составить народ Божий.
Слово епископа Иерусалимского было заключительным и решающим. Ибо кто лучше его знал Пророков, строже понимал и соблюдал закон? Он был «праведник» (по-еврейски: цаддик) и «защита» еврейского народа, и его истолкованию воли Божией с доверием и без ропота покорилась вся Церковь евреев-христиан.
И в другом случае, в Слове-Послании, обращенном ко всему еврейству в рассеянии, он явился как мудрый христианин, умиротворитель и толкователь закона и истины.
В немалом брожении и недоумении было еврейство во всем мире. Лучшие его представители, жившие верою и надеждою Израилевою, были между страхом и радостью. Волна христианства докатывалась до самых отдаленных колоний рассеянного еврейства. Из Иерусалима шла радостная весть. В народе творилось что-то новое, неслыханное. Но что это было: исполнение ли исконных чаяний народа Божия или злая попытка ниспровергнуть весь строй и миросозерцание еврейства? Этот вопрос, не существовавший для язычников, должен был настойчиво смущать всякого праведного еврея. В Иерусалиме он был смягчен и облегчен гем, что евреи-христиане, во главе с апостолом Иаковом, как ревностные фарисеи блюли отеческие предания («Сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они ревнители закона», — говорил апостол Иаков апостолу Павлу (Деян. 21, 20).
Если этим для еврея вопрос не решался по существу, то отсрочивался: не покидая обряда Моисеева, он успевал окрепнуть в благодати Христовой, окрылившись которой, его дух уже спокойно побеждал племенные смущения и трудности, связанные с переходом от Ветхого к Новому Завету. Евреи же рассеяния были в более трудном положении, которое усугубилось еще тем, что некоторые, по выражению апостола Петра, «невежды и неутвержденные» (2 Пет. 3, 16), извращали проповедь апостольскую.
Особенно давала повод к этому проповедь апостола Павла, ибо ему по преимуществу было Спасителем поручено призвание в Церковь язычников. В основании его проповеди было учение о всеобщем спасении верою и благодатию Христовою, помимо дел (обрядов) Закона Моисеева (Рим. 3, 28; Гал. 2, 16), которое трудно усвоялось и смущало иудеев.
Сверх того, оно перетолковывалось как упразднение всяких дел, предписанных законом, как возможность и повод к «угождению плоти». «Вера, действующая любовию» (Гал. 5, 6), подменивалась верою, спасающею помимо всякой любви и добра; из учения о том, что «когда умножился грех, стала преизобиловать благодать» пришедшего Спасителя (Рим. 5, 20), делали вывод: «не делать ли нам зло, чтобы вышло добро?», «не оставаться ли нам во грехе, чтобы умножилась благодать?» (Рим. 3, 8; 6, 1)… Понятно, какое справедливое, по-видимому, негодование вызывали в еврействе такие «новозаветные» якобы учения, ниспровергавшие в корне действительно не только букву, но и дух Моисеева Закона и Пророков, в угоду присоединяемым язычникам.
53
Евсевий, кн. II, гл. 1, со ссылкою на Климента Александрийского, который говорит, что собирал свои сведения у людей старшего поколения, близких к апостолам.