Святой Ипполит так выражает свое убеждение относительно еретиков своего времени: «Они заимствовали свое учение не из Священных Писаний и пришли к ним не из уважения к преемству (преданию) какого-либо святого, но учения их получили свое начало в эллинской премудрости, из положений философских систем (языческих), из обрядов и преданий мистерий и из гаданий астрологов».
В отношении некоторых видов гностицизма это было очевидно: Карпократ и его ученики наравне с Христом-Спаси-телем почитали и Орфея, и Пифагора, и Платона и других. Но не всегда это было так наглядно. Однако, если вдуматься в систему Валентина, то это не что иное как философски подчищенная мифология с богамиэонами, снабженными христианскими именами, которые женятся, увлекаются, страдают от неудовлетворенной страсти и от страстей которых создается мир.
Тот же языческий вкус виден в приверженности многих гностиков к магизму, к нравственной распущенности, в избегании мученичества и во многом другом. Если положение святого Ипполита об языческом происхождении еретических уклонений не всегда можно применить с очевидностью ко всем подробностям этих учений, то это несомненно в отношении общего их направления и основ.
Всем им обще противление Единому, Личному Богу, поскольку Он не только отвлеченное первоначало, Наставник, Учитель, Философ высшего порядка, но и Творец, и Спаситель.
Они все уклонились от веры в единого Бога, Который все дает человеку вплоть до жертвы Своим Единым Сыном, но Который вместе с тем ищет от людей взаимной жертвы, всецелого посвящения себя Богу вплоть до мученического «всесожжения».
Это было непостижимо для языческой природы этих мыслителей. Им всем чуждо библейское, подлинно чудесное перевоспитание духа и мысли, личное, живое отношение к Богу и Творцу, Которого язычество не знало.
Без этого Евангелие теряло свою подлинную основу. Создавалось Евангелие более или менее языческого толка. Искупление из подлинного усыновления человека и подлинной жертвы до смерти, жертвы любви Божией, преображавшей сущность мировой жизни, создавшей новое, личное отношение между тварью и Творцом, превращалось в более или менее стройную философскую систему. Новое учение, вдобавок ко многим прежним, сообщало лишь несколько новых мыслей в старых по существу душах.
Вместо «новой твари» — какая-то новая теогония Господа, философски понятого.
Х ЛИОНСКАЯ ЦЕРКОВЬ, КОНЕЦ II в.
Проповеданное апостолами христианство было еще мало заметно во II в. Даже в таком крупном городе, как Александрия, в одном из средоточий мировой жизни, в частности, еврейской, только к самому концу II в. (по Клименту Александрийскому) приоткрывается для истории жизнь христианская. Однако что там были христиане в начале II в. и ранее, особенно после разрушения Иерусалима, в этом нет сомнений.
Косвенно о христианах конца I и начала II в. мы знаем по ересям, которые там возникают (судя по Апологии святого Иустина и по позднейшим преданиям). С середины II в. споры с евреями и еретиками как-то вдруг обнаруживают, что «нет ни одного народа, варваров или эллинов, или другим каким именем называемых, кочующих, или бездомных, или ведущих пастушескую жизнь и живущих в палатках, между которыми не были бы приносимы молитвы и благодарения Отцу и Творцу всего именем распятого Иисуса»[152]. Христианские писатели этого времени пишут, что христиане имеются даже там, куда не проникли евреи, а таких мест тогда было не много[153].
Несколько позднее такое широкое распространение христианства во II в. подтверждает святой Ириней (около 185 г.), после него Тертуллиан (около 200 г.) и неизвестный автор в послании к Диогнету. Святой Ириней говорит о Церквах, основанных «в Германии, в Испании, в Галлии, на Востоке, в Египте, в Ливии и в середине мира… проповедь истины везде сияет и просвещает всех людей, желающих прийти к познанию истины», даже варваров, лишенных письменности[154]. Тертуллиан сверх того говорит о христианах в Персии, Индии, Эфиопии, Британии, Парфии, Мидии, Скифии и т. д.
По поводу проповеди в Индии ученые часто выражают сомнение, говоря, что под Индией в древности разумели вообще страны за пределами Египта, а не собственно Индию[155]. Упускается при этом из виду, что Климент Александрийский, ученик Пантена, о котором Евсевий рассказывает, что он в середине II в. проповедовал в Индии, в своих сочинениях (в конце II — начале III в.) отчетливо знает индусские учения, говорит об индусском аскетизме, браминах и т. д. (то же и святой Ипполит). Как можно думать, что в Александрии II в. путали Индию с Аравией или еще с чем-нибудь? О Римской империи конца II в. Тертуллиан, обращаясь к язычникам, говорит: «Мы существуем со вчерашнего дня и наполнили собою все ваши места: города, острова, крепости, муниципии, места собраний, самые лагери, трибы, декурии, дворец, сенат, форум»[156]. Сходно выражается автор «Послания к Диогнету»: «что в теле — душа, то в мире — христиане. Душа распространена по всем членам тела и христиане по всем городам мира (6)[157]. Но христианство распространялось как-то бесшумно; долго его почти не замечали или замечали только в таких его центрах, как Малая Азия, где местами чуть не половина жителей к концу II в. были христиане. «Понт (провинция Малой Азии) полон христиан», — говорит сатирик Лукиан в своем «Лжепророке»[158](Лукиан Самосатский, известный писатель-сатирик, атеист, приятель Цельса — оба они, видимо, немало наблюдали христиан в Малой Азии в середине II в.).
Но не все даже христианские писатели знают, где есть во II и III вв. их собратья по вере. Так бесшумно распространялось Царство Христово. Это вызывало даже жалобу некоторых язычников, например, Цельса (писателя середины II в. — врага христианства), который говорил, что христиане — «люди скрывающиеся, бегающие света, немые в обществе, говорливые в своих убежищах»[159]. Но громадное большинство менее проницательных языческих писателей просто равнодушно и молчаливо проходило мимо христианства, уже столь многочисленного во II и III вв. Если вспомнить, что сравнительно малозамеченной для внехристианского мира прошла земная жизнь Христа Спасителя, что просмотрели одну Жизнь, Божественности Которой не постигали и не верили, Жизнь, протекшую где-то там, в Иудейской провинции, — то не удивительно, что они не заметили и сотен тысяч христиан, разлитых во всем мире.
Как мог проходить так малозаметным столь существенный переворот в жизни тысяч людей? На это отчасти были причины в самих свойствах христианства. Мы находим у христианских писателей того времени некоторое объяснение этому, на первый взгляд не совсем понятному, факту.
«Христиане не отличаются от прочих людей, — пишет один апологет II или III в., — ни страною, ни языком, ни житейскими обычаями. Они не населяют где-либо особенных городов, не употребляют какого-либо необыкновенного наречия и ведут жизнь, ничем (совне, конечно) не отличную от других… Но обитая в эллинских и варварских городах, где кому досталось, и следуя обычаям тех жителей в одежде, в пище и во всем прочем, они представляют удивительный и поистине невероятный образ жизни»[160]. Апологет говорит, конечно, об удивительных качествах внутренней жизни христиан. Но что было удивительного и необычайного в их жизни, то было облечено совне в обычную житейскую оболочку. Поэтому на внешний поверхностный взгляд христианство ничего существенного не меняло в жизни народов. Это была перемена «культа», как думали язычники, явление само по себе «мало интересное». Власть первоначально раздражало только упорство христиан в своем «суеверии». Это было ново и странно. А так как в эту эпоху перемешались и мирно уживались другие культы и религии — римские, греческие, восточные, египетские, — то служение «новому» неведомому Богу само по себе не удивляло и мало кого интересовало, особенно скептическую римскую интеллигенцию. Народ показал больше чуткости и интереса. Он скорее почувствовал, что христианство несет что-то существенно новое, не свойственное старому строю мысли и жизни; удивляло лишь то, что христиане участвуют внешне в прежнем порядке жизни (о чем говорится, например, в Послании к Диогнету).
153
Иосиф Флавий ([ «Иудейская война»,] II, 16, 4, VII, 3, 3 идр.). Сжатая сводка сведений о распространении еврейства есть в так называемом 2-м Послании Климента, где говорится: «Ныне, когда мы уверовали (христиане из язычников. — С. М.), мы сделались многочисленнее тех, которые считались имеющими Бога», т. е. евреев (2 Кор. 2).
155
См., например: В. В. Болотов. Лекции по истории древней Церкви. Т. II. СПб., 1910 (репринт: М„1994). С. 245–246.
157
Ориген в толковании на Евангелие Матфея вносит некоторое ограничение в эти общие утверждения о повсеместном распространении христианства. Если верить ему, в начале III в. было немало городов и народов, не знавших христианства. Что он преувеличивает в обратную сторону, видно на примере Германии, где он не знает христиан. Однако соседу германцев — святому Иринею — было известно, что среди них уже были христиане в конце II в. Вероятно, всего точнее будет формула: «немного к концу II в. было народов и городов, где неизвестны были христиане».
158
Александр, или Лжепророк, 25. Сочинения Лукиана неоднократно издавались на русском языке. См., например: Лукиан из Самосаты. Избранная проза. М., 1991.
159
Тертуллиан; «Октавий», 8.— Прим, автора. — Отсылка к Цельсу, видимо, ошибочна: цитируется фрагмент речи Цецилия из «Октавия», из указанной автором в примечании главки. Сходные высказывания Цельса цитирует Ориген («Против Цельса», III, 50 и 55). О каком фрагменте Тертуллиана идет речь, установить не удалось. — Ред.