[71]
Серия восстаний башкир 1735-1739 гг. была вызвана строительством крепостей и заводов, сопровождавшимся изъятием земель у местного населения, стеснением их кочевок. Абсолютистская монархия ограничила также привилегии местных феодалов. И. К. Кирилов проявил себя сторонником крутых мер борьбы с участниками башкирского восстания и жестоко подавлял их выступления. О деятельности Кирилова в Оренбургской экспедиции см.: Новлянская М. Г. Иван Кирилович Кирилов. М.; Л.: Наука, 1964; Устюгов Н. В. Башкирское восстание 1737-1739 гг. М.; Л., 1950; Материалы по истории Башкирской АССР. М. Л., 1949, т. 3; Аполлова Н. Г. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII — начале XIX в. М., 1960, с. 95-110; Кареева-Канафиева К. Дореволюционная русская печать о Казахстане. Алма-Ата, 1963, с. 44-47.
[72]
Как показали современные исследования, И. К. Кирилов в совершенстве владел современными ему геодезическими методами, о чем свидетельствуют многочисленные инструктивные материалы и заметки по картографии, созданные во время руководства им государственной сухопутной съемкой России. Хорошо сознавая преимущества триангуляции как метода создания плановой основы карт, он в своих дискуссиях с Ж. Н. Делилем и на практике доказывал необходимость использования в условиях необъятных просторов России для получения исходной картографической информации в исторически обозримые сроки астрономических определений координат, которые давали достаточную точность при составлении обзорных (мелкомасштабных) географических карт. Первый и необходимый этап картографирования России в тех условиях Кирилов, в противоположность Делилю, видел в создании генеральных, а не партикулярных (крупномасштабных) карт.
Время показало, что путь, избранный Кириловым, был в условиях России единственно верным, так как опыт небольших западноевропейских государств, начинавших картографирование с создания сплошной триангуляционной сети, был совершенно неприменим к нашей стране. Вся история дореволюционной русской картографии — это развитие рекогносцировочных методов съемок и картографирования в сочетании со сплошными съемками на отдельных участках (населенные пункты, пограничные районы и т. п.) или трассах (дороги, реки).
Представляется нелишним заметить, что только в советское время стало возможным проводить топографические съемки исключительно на основании триангуляции.
[73]
Л. Эйлер (1707-1783) прибыл в Петербург в 1727 г. В 1741 г. уехал в Берлин, а с 1766 г. до самой кончины снова жил в России. Протоколами Географического бюро, начиная с 1735 г. отмечается интенсивная деятельность Эйлера по составлению карт, их редактированию и вычерчиванию. С 1739 г. он консультант Географического департамента по Академическому атласу. Им были выполнены большие вычисления для создания математической основы карт Атласа. В 1740-1741 и в 1769-1783 гг. Эйлер возглавлял Географический департамент.
Составление карт Академического атласа значительно ускорилось после утверждения методики Эйлера-Гейнзиуса, по которой в отличие от процедуры, предлагаемой Делилем, вначале составлялась из разномасштабных уездных карт геодезистов не генеральная карта, а карты провинций и губерний, служившие, в свою очередь, основой для обзорной карты. Из сотни научных работ, опубликованных к 1777 г. Л. Эйлером, три относятся к математической картографии и рассматривают вопросы искажений проекции Делиля, общей теории конформного (равноугольного) изображения шара на плоскости. Его ученики С. Я. Румовский и А. Н. Гришов проводили определение величины сжатия земного сфероида у полюсов.
О роли Леонарда Эйлера в развитии картографии в России см.: Фель С. Е. Картография России. М.: Геодезиздат, 1960, с. 177; Гольденберг Л. А. Географический департамент Академии наук и создание первого академического атласа (1739-1799 гг.). — В кн.: Очерки истории географической науки в СССР. М., 1976, с. 49-60; Багратуни Г. В. Леонард Эйлер. — В кн.: Л. Эйлер. Избранные картографические статьи. М., 1959, с. 5-16.
[74]
И. К. Кирилов сыграл важную роль в организации и снаряжении экспедиции казачьего головы А. Ф. Шестакова в Северо-Восточную Азию для расширения российских владений и пополнения государственных доходов (Белов М. И. Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX в. М., 1956, т I, с. 258). Активно поддерживая идею организации Второй Камчатской экспедиции, Кирилов в 1731 г. написал записку «О тамошних местах и пользах», намечавшую [ по заселению Охотска и Камчатки, развитию там земледелия, промыслов и торговли. В ней он учел и некоторые замечания Беринга по освоению Дальнего Востока (Андреев А. И. Русские открытия в Тихом океане в первой половине XVIII в. — Известия ВГО, М., 1943, т. 75, вып. 2, с. 35).
Проект Кирилова был одобрен правительством, а его предложения вошли в инструкцию главному командиру Охотского порта Г. Г. Скорнякову-Писареву (I ПСЗР, т. VIII, N 5813). Кирилов принял самое деятельное участие в организации Второй Камчатской экспедиции. Особенно много он сделал для отправки академической группы экспедиции во главе с профессорами Г. Ф. Миллером и И. Г. Гмелином. В 1733 г., вскоре после отъезда экспедиции, Кирилов подал в Сенат второй проект, в первой части которого подробно намечал задачи экспедиции. По его мнению, Камчатская экспедиция не только должна была «подлинно проведать», могут ли корабли «Северным морем проходить до Камчатского или Полуденного океана» (в чем он не сомневался), но и провести всестороннее исследование морского пути из Архангельска на Камчатку, а также отыскать пути в Америку и Японию, открыть в Тихом океане не принадлежащие другим государствам земли. Участники экспедиции должны были подробно изучить природу и обычаи, быт и нравы населения новых земель, составить карты, разведать полезные ископаемые, приискать места, удобные для торговли с соседними странами. Подробнее об этом см.: Проект обер-секретаря Ивана Кирилова о Камчатских экспедициях и об удержании в русском подданстве киргиз и способах управления ими — В кн.: Материалы по истории России, Оренбург, 1900, т. I, с. 1-7; Андреев А. И. Очерки по источниковедению Сибири, XVIII в. М.; Л.; Изд-во АН СССР, 1965, вып. 2, с. 28-30, 63, 74-75, 314; Ефимов А. В. Из истории великих русских географических открытий в Северном Ледовитом и Тихом океанах — первой половины XVIII в. М.; Географгиз, 1950, с. 286-292.
[75]
См. комментарий 22.
[76]
Беринг был дезориентирован картой Ж. Н. Делиля, изображавшей к востоку Камчатки и к северу от Японии земли Иедзо и де Гамы, якобы преграждавшие путь к берегам Америки. А Делиль де ля Кройер вопреки мнению Чирикова и других офицеров, требовавших идти прямо на восток, настоял на том, чтобы от Камчатки идти сначала до 46o с. ш. и только после того на «остен-норден непременно, докамест получим землю». В результате на поиски несуществующих земель Иедзо и де Гамы было потеряно драгоценное время (Каманин Л. Г. Великая Северная экспедиция (Вторая Камчатская экспедиция Беринга). — В кн.: Очерки по истории географической науки в СССР, М., 1976, с. 37). Изучение документальных материалов Делиля де ля Кройера ничего не прибавило к весьма нелестной оценке деятельности. По всеобщему признанию современных ему ученых, а также позднейших исследователей, обращавшихся к изучению Камчатской экспедиции, иль де ля Кройер не проявил не только достаточных знаний, но даже просто добросовестного отношения к своим обязанностям. Все астрономические определения, сделанные во время его путешествия, были выполнены трудами его спутника и помощника геодезиста А. Д. Красильникова.