Иван III, опасный сосед казанского хана, был уже стариком и заметно дряхлел. Об этом было известно везде за границей, и папа Юлий II даже позволил великому князю Литовскому Александру, женившемуся на дочери Ивана III, жить с иноверной женой лишь потому, что все ждали скорой смерти ее отца, который был очень стар, и в надежде на то, что она тогда перейдет в католичество. В 1503 году, со смертью супруги, Иван стал заметно слабеть, прихварывать, ездил по монастырям искать исцеления и написал завещание. В 1505 году он вступил в 44-й год своего правления; для всех было ясно, что он долго не проживет, и противники России заметно ободрились. От близкой перемены на московском престоле ожидалось ослабление русской политики, так как 25-летний наследник далеко не отличался такими выдающимися качествами, как его отец. Обстоятельства были чрезвычайно благоприятны для нарушения договоров и для освобождения Казанского ханства от русского протектората. Мухаммед-Эмин тщательно подготовил поворот политики в сторону, враждебную русской партии, и осторожно вел приготовления к близкой войне.
Весной 1505 года между Казанью и Москвой произошли дипломатические осложнения, но русское правительство и не подозревало намерения Мухаммед-Эмина. Война началась совершенно внезапно, и русское правительство было к ней совсем не готово. Восточная партия, призванная ханом к власти после падения правительства Кель-Ахмеда, составила план, который должен был дать полное удовлетворение всем ее насущным желаниям. Правительство должно было сбросить с себя унизительную зависимость от иностранного государства, разорвать союзные договоры и объявить русским войну. Целью этой войны было искусственно задерживавшееся в течение столь долгого времени стремление к приобретению русских невольников, и соответственно этому война должна была начаться внезапным захватом огромного количества пленных; положение дел подсказывало план внезапного нападения.
Война началась русским погромом в Казани. 24 июня, в день открытия ежегодной Волжской ярмарки, русские купцы были убиты, товары разграблены, и все русские арестованы. Русский посол М. А. Кляпик, незадолго перед этим прибывший в Казань для улажения спорных вопросов, также подвергся аресту. Погром, сопровождавшийся резней и грабежом, принял стихийный характер и достиг грандиозных размеров, так как поощрение правительства и зажигательные проповеди духовенства подогревали ожесточение толпы, возбужденной лозунгами фанатизма и бросившейся убивать, грабить неверных. Все русские, оказавшиеся в пределах Казанского ханства, — а их было очень много, ввиду царившего перед этим глубокого мира, — обращены были в рабство. Спрос на невольников был полностью удовлетворен, и множество русских было продано в рабство на азиатские рынки. Составитель «Казанского летописца» описывает эти события как яркий роман. Возникновение самой войны он приписывает вдове хана Али, вышедшей замуж за Мухаммед-Эмина, и таким образом вносит в изложение исторических фактов своеобразное cherchez la femme. По мнению автора, царица, возвратившаяся из вологодского заключения, внесла в ханский дворец жгучую ненависть к России и русским. «Махметемину же царю люба бысть братня жена вельми. И нача она помале, яко огнь, разжигати сухие дрова, яко червь, точити сладкое древо, яко прелукавая змия, научима от вельмож своих царевых, охапившеся о вые [т. е. обнявшись за шею] шептати во уши царю день и нощь, да отвергнется от великого князя, да не словет Казанский царь раб его, и во всех землях да не срам будет и уничижение будет всем царем, и всю Русь да побьет живущую в Казани и корень их изведет: „но и все царство свое свободиши. Аще ли се сотвориши, то имаши царствовати многа лета на Казани; аще ли сего не сотвориши, то вскоре с бесчестием и с поруганием сведен будеши с царства своего; яко же брат твой умер в заточении, тако же и ты заточен будеши“. И всегда яко капля дождевая жестокий камень пробивает сквозе, тако и лыцение женское премудрые человеки многие коренит. И много крепився царь, и прельстися от злые жены своея, и послуша проклятого совета ея, окаянный же царь, прельстися безумию ея, изменив великому князю Московскому, нареченному отцу своему, и присече Русь всю в Казани и во всех улуссх с детьми и женами»[47]. Сравнивши погром с избиением младенцев Иродом в Вифлееме, составитель «Казанского летописца» дает яркое описание его последствий: «И взя царь весь драгий товар, бесчисленное богатство, у купцов русских в казну свою, насыпа палату полну до верха русского злата и серебра, и подела себе царь венцы драгие, и сосуды, и блюда серебряные и златые, и царский наряд драгий свой устрой… Без числа же казанцы много вельми разграбиша по себе и обогатишася, и оттоле не ходити им во овчих кожех ошившеся, и после убо ходящи в красных ризах, и в зеленых, и в багряных, и в червленых одевшися шествовати пред катунами [женами] своими, яко цветы польские [полевые], различно красящеся, друг друга цветнее и пестрее»[48]. Рассказ полон наивных подробностей: таково, например, сообщение, будто до этого времени хан кушал обед «из котлов и с опаниц, яко пес из корыта, на персех своих» — тут русский писатель совершенно забыл о существовании при ханском дворе пышного дворцового этикета, пришедшего в Поволжье вместе с арабско-персидской культурой, но в общем картина погрома, вероятно, соответствовала действительности. Золото и серебро легко могло быть подвергнуто казанским правительством конфискации, грабеж же носил стихийный характер, и простонародье действительно получило возможность сменить свои овчинные полушубки на яркие цветные костюмы из разграбленных тканей. «Казанский летописец» говорит: «Аще бы ведали беду сию, то не бы подклонилися под меч их, могли бы всяко противиться варваром, или так нецы убегнули»[49], но московское правительство не предвидело войны, и русские люди, проживавшие в пределах Казанского ханства, были застигнуты совершенно врасплох: «Не ведущи русский люди беды на себя никакия без боязни живущи в Казани, надеющеся, яко на своего царя, и не боящеся его»[50].