Мы уже говорили о том, что XVIII век оставил нам много археологических наблюдений. Однако все эти наблюдения носили регистрационный характер. Отмечались курганы, городища, отдельные находки, но в чем научная ценность этих памятников — оставалось неясным даже для ученых. В археологических памятниках обычно видели лишь «раритет», явление, заслуживающее упоминания, но стоящее вне связи с какими-либо науками.
В изданиях начала XIX в. археологические сведения тоже попадаются нередко. Очень важно при этом, что наряду с находками в Сибири и в Причерноморье, отмечаются и находки в центре Европейской России. То это каменные орудия, найденные на Донетчине[149], то клад римских монет в Ахтырском уезде[150]. Помимо простой регистрации находок, мы встречаемся иногда и с ценными наблюдениями, сохранившими свою силу до сего дня. Так, еще в 1827 г. Василием Назаровичем Каразиным (1773—1842) было установлено, что римские монеты, встречающиеся на Украине, относятся по преимуществу к I, II и III вв. н. э.[151], что принято и современной наукой[152]. Так, уже при первой публикации Галичского клада в 1837 г. было отмечено сходство галичских идолов с шаманскими изображениями из Сибири[153], и сейчас занимающее исследователей[154].
Однако все эти наблюдения оставались разрозненными, не связанными с историческими разысканиями; не было ясно, в системе каких наук может занять место исследование всех этих регистрируемых учеными археологических находок. Заслуга Ходаковского прежде всего и состоит в том, что он дал четкую формулировку роли древностей как исторического источника.
Человек с загадочной биографией, увлеченный сбором сведений о никому до этого неинтересных городищах, Ходаковский казался многим сторонним наблюдателям смешным чудаком, полусумасшедшим маньяком. Так рисует его в своих мемуарах Ксенофонт Полевой[155]. Другие современники, в том числе такие как П. Шафарик, М. П. Погодин, И. Лелевель, относились к Ходаковскому с большим уважением, считали возможным говорить о целой «исторической системе Ходаковского»[156], противопоставляли его имя имени Карамзина. Это объясняется тем, что в немногих сочинениях Ходаковского мы можем проследить определенную стройную систему взглядов, совершенно новую для того времени. Вкратце ее можно изложить так: древнейшее прошлое славян почти совсем неизвестно; основным источником сведений о нем служат летописи эпохи христианства, когда дохристианское прошлое умышленно изображалось более грубым и примитивным, чем это было в действительности. Необходимо изучить богатую раннюю историю славянства, опираясь не только на летописи и свидетельства иноземцев, также искаженно изображавших славян. Круг исторических источников должен быть расширен за счет изучения вещественных памятников, фольклора, топонимики и других материалов.
Чтобы оценить эти мысли, вспомним, что интересы старшего современника Ходаковского крупнейшего историка того времени Н. М. Карамзина ограничивались одними письменными источниками. Известен такой анекдотический случай. В начале XIX в. Гете заинтересовался русской иконописью. И вот, когда он связался по этому вопросу с историографом Карамзиным, то оказалось, что Карамзин знает о русских иконах чуть ли не меньше Гете[157]. Ограничивая свой круг источников летописью, Карамзин сознательно уделял мало внимания долетописной эпохе, он сознательно не шел глубже «домонархического», дорюрикова периода. Прогрессивная декабристская критика видела основной недостаток «Истории» Карамзина именно в невнимании к дорюрикову «республиканскому» периоду в истории древних славян. С этой позиции его критиковали Н. М. Муравьев и М. Ф. Орлов[158].
Взгляды Ходаковского близки к этим взглядам декабристов. То, что современники противопоставляли его Карамзину, связано именно со стремлением Ходаковского изучить древнейший период истории славянства, сознательно игнорируемый Карамзиным. Такое совпадение во взглядах с критиками Карамзина — декабристами, может быть, объясняется не одним «веянием времени». Есть сведения о близости Ходаковского к декабристу Ф. Н. Глинке, интересовавшемуся историей, а впоследствии и археологией[159]. Но Ходаковский как ученый пошел дальше декабристов. Пушкин, знакомый с их критикой Карамзина, писал, что Орлов «пенял Карамзину, зачем в начале своего творения не поместил он какой-нибудь блестящей гипотезы о происхождении славян, т. е. требовал от историка не истории, а чего-то другого»[160]
149
Гесс де Кальве. Опыт исторического исследования об образовании человеческих способностей, в особенности по части минералогии. «Труды Вольного Общества любителей российской словесности», ч. X. СПб., 1820, стр. 251, 252.
150
О древних римских монетах, найденных в Ахтырском уезде. «Вестник Европы», ч. XVIII, № 22. 1804, стр. 127—129.
151
В. Н. Каразин. О древностях Слободско-Украинской губернии. «Сочинения, письма и бумаги В. Н. Каразина». Харь¬ков, 1910, стр. 586.
152
Ср. В. В. Кропоткин. Клады римских монет в Восточ¬ной Европе. «Вестник древней истории», 1951, № 4, стр. 246.
153
П. Свиньин. Краткая записка о древностях, найденных близ Галича. РИС, т. I, кн. 1. М., 1837, стр. 104.
154
Ср. А. П. Окладников. Древние шаманские изображения из Восточной Сибири. СА, X, 1948, стр. 224.
155
Сб. «Николай Полевой. Материалы по истории литературы и журналистики тридцатых годов». Л., 1934, стр. 137—140, 236— 240.
156
Так назвал М. П. Погодин одну из статей Ходаковского, опубликованную посмертно. См. РИС, т. I, кн. 3, 1838.
158
Записка Никиты Муравьева «Мысли об «Истории Государства Российского» Н. М. Карамзина». ЛН, т. 59, М., 1954; М. В. Нечкина. Декабрист Михаил Орлов — критик «Истории» Карамзина. Там же.
160
А. С. Пушкин. Полн. собр. соч., т. 11. М., 1949, изд. АН СССР, стр. 57. Как известно, Пушкин интересовался Ходаковским. Он упоминает его в «Родословной моего героя»:
Новый Ходаковский
Люблю от бабушки московской
Я толки слушать о родне,
О толстобрюхой старине,
поясняя, что Ходаковский — «известный любитель древности». В опубликованном М. А. Цявловскпм письме А. А. Шишкова к С. Т. Аксакову («Летописи Государственного Литературного музея», кн. I. М., 1936, стр. 482) сообщается, что Пушкин хлопотал о сохранности архива Ходаковского.
Тема «Пушкин и археология» ждет еще исследователя. Известны замечания Пушкина в письме к брату о керченских древностях и о Дюбрюксе. С Пушкиным были знакомы И. А. Стемпковский (см. М. А. Цявловский. Пушкин по документам архива М. П. Погодина. ЛН, т. 16—18. М., 1934), А. Д. Чертков, И. А. Гульянов, А. Н. Оленин (см. Ф. Я. Прийма. Пушкин и кружок Оленина. Сб. «Пушкин, исследования и материалы», т. II. М., Л., 1958), И. Г. Бларамберг и др.