Туркмены уверяли Муравьева, что крепость Серебряного бугра построена русскими. Но Муравьев в это не верит и приводит интересный довод. Им найдено «множество битой стеклянной и каменной посуды; форма одного штофа, коего нашли горлышко с плечами, совсем не похожа на форму русских штофов»[230].
Таким образом, в 1819 г. Муравьев уже делал определенные этнические заключения, исходя из формы посуды. Выше мы приводили аналогичные соображения Каразина о славянской керамике. Как мы видим, уже на начальных стадиях развития русской археологии интуитивно нащупывались многие правильные методические приемы. Это касается и сделанных Муравьевым стратиграфических выводов.
Характеризуя работу Н. Н. Муравьева в целом, мы должны отдать должное этому военному человеку. Он не только не прошел мимо среднеазиатских городищ, но и сделал при их осмотре и раскопках ряд ценных наблюдений. Он связал развалины с древним Хорезмом, поставил вопрос об обводненности Узбоя, описал кладку крепостных стен, заинтересовался бытовыми находками. Среднеазиатские археологи позднейшего времени во многом шли по намеченным им путям.
Традиция Муравьева не прервалась и в том, что в 1860-е годы, в период завоевания Средней Азии, русские офицеры также не оставили без внимания древние городища. На городище Джаникент на Сыр-Дарье в 1867 г. был даже поставлен сторожевой пост, чтобы местное население не растаскивало стены древнего города на кирпичи. О необходимости исследования разрушающегося памятника офицеры написали в газеты. В. В. Стасов говорил об этом: «Военные люди, которым обычно нет дела до древностей... теперь... интересуются развалинами, помышляют об их важности для науки, отряжают часовых, чтобы сторожить их, стараются о спасении их от... всякого вреда... Не прекрасно ли это, не приятнейшая ли это у нас новость»[231].
В дальнейшем эту традицию продолжил генерал А. В. Комаров, с именем которого связано присоединение к России Мервского оазиса. Комаров собрал обширный материал по археологии Кавказа и Средней Азии, был первым исследователем холмов Анау, председательствовал на Тифлисском археологическом съезде. Первые раскопки на городище Афрасиаб в Самарканде также провели военные: в 1874 г. — майор Борзенков, в 1883 г. — подполковник В. В. Крестовский. Наконец, на грани XIX и XX вв. муравьевскую традицию продолжили военный инженер И. Т. Пославский, капитан И. И. Трофимов и ряд других образованных военных, составивших в 1895 г. Туркестанский кружок любителей археологии[232].
ОХРАНА АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ ПАМЯТНИКОВ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ РОССИИ
Рассказав о сложении в России отдельных археологических дисциплин — античной, славяно-русской, восточной и первобытной археологии, — мы должны остановиться еще на одном особом вопросе — на состоянии охраны археологических памятников в стране. Как известно, в ряде европейских государств с начала XIX в. охрана памятников становится предметом забот правительства, специальных учреждений — комитетов охраны памятников, делом, интересующим все культурное общество. Достаточно сослаться на Комитеты охраны Памятников Франции, созданные в 1837 г., активным сотрудником которых был Проспер Мериме. Как же обстояло дело в России?
Мы помним распоряжения Петра I о реставрации развалин древнего Болгара — первый в истории России случай охраны археологических памятников, показывающий, что уже при зарождении русской археологии важность этой проблемы была понята. И в дальнейшем известны попытки поставить охрану памятников в России на должную научную базу. Назовем работу о курганах академика Петра Ивановича Кеппена (1793—1864), сыгравшего большую роль в развитии статистики и библиографии в России и издавшего ряд обзоров археологических памятников[233]. Опубликовав в 1837 г. список курганов, отмеченных в русской литературе XVIII — начала XIX в., Кеппен пишет в заключении обзора: «сведения (о курганах. — А. Ф.) должны почитаться общественным имуществом, и оставлять их ненапечатанными почти столь же непростительно, как и раскапывать могилы по бессовестной корысти или по одному только легкомысленному любопытству. Как дни минувшие, так и самые могилы принадлежат истории, и только достойные ее служители вправе обследовать прах, некогда одушевленный»[234].
232
О деятельности кружка см. Б. В. Лунин. Из истории русского востоковедения и археологии в Туркестане. Ташкент, 1958, стр. 38, 39.
233
До сих пор не утратила ценности книга Кеппена «О древностях южного берега Крыма и гор Таврических». СПб., 1837. Интересен также обзор сведений о пещерах в работе «Описание Туакской пещеры в Крыму». СПб., 1821.
234
П. Кеппен. Список известнейшим курганам в России. СПб., 1837 (отд. оттиск из «Северной пчелы», № 1—3), стр. 33, 34.