Совершенно то же наблюдается и в России, только здесь понимание ценности национальной русской архитектуры пришло еще позднее, чем на Западе. Трудно поверить, что замечательные памятники архитектуры и живописи Киевской, Новгородской и Московской Руси, которые знает сейчас каждый культурный человек, в первой половине XIX в. казались всем абсолютно неинтересными.
В 1817 г. Карамзин написал «Записки о Московских достопамятностях». В них рассказывается, когда были построены Кремль и некоторые московские церкви и здания. В «Записках» говорится о Коломенском, но церковь Вознесения, ныне всемирно известная, даже не названа. О храме Василия Блаженного сказано лишь два слова — «готическая церковь». О многих же интереснейших средневековых памятниках Карамзин совершенно спокойно говорит, что они года два-три назад «разобраны за ветхостью»[238].
В 1826 г. издана статья В. И. Григоровича «О состоянии художеств в России». Это одна из самых ранних работ по истории русского искусства — первая ценная сводка о наших художниках XVIII в. Но вот что пишет Григорович о более раннем периоде: «Пусть охотники до старины соглашаются с похвалами, приписываемыми каким-то Рублевым... и прочим живописцам, жившим гораздо прежде царствия Петра: я сим похвалам мало доверяю... Художества водворены в России Петром Великим»[239].
Если такие ошибочные взгляды высказывали историки и искусствоведы, то не удивительно, что даже крупнейшие деятели русской литературы оказались не свободными от тех же заблуждений. «Хотя Новгород и древний город, — пишет Белинский в 1845 г., — но от древнего в нем остался только Кремль, весьма невзрачного вида, с Софийским собором, примечательным своею древностью, но ни огромностью, ни изяществом»[240]. На Пушкина, по-видимому, не произвела особого впечатления архитектура Новгорода, Пскова, Владимира, где он бывал. Во всяком случае, никаких высказываний о ней мы не найдем в его письмах, записях и произведениях, хотя, скажем, в стихах Пушкина трижды мелькает имя весьма заурядного итальянского художника Альбани.
В свете этого неудивительно, что до середины XIX в. проблема охраны русских архитектурных памятников даже не стояла. Подлинным искусством считались только здания в стиле классицизма и ампира, но они были слишком близкими по времени, слишком еще «живыми» постройками, чтобы можно было говорить о них как о памятниках, требующих охраны. Поэтому в начале XIX в. первые попытки сохранить остатки древности были сделаны не в отношении русской архитектуры, а в отношении памятников Крыма. Ценность памятников античной культуры и необходимость их сохранения были для русского общества первой половины XIX в. наиболее бесспорными.
Еще в 1805 г. Александром I было отдано распоряжение «об ограждении от разрушения» памятников древности в Крыму[241], но это распоряжение, сформулированное слишком общо, не дало результатов. Путешествуя по Крыму в 1819 г., драматург и поэт Василий Васильевич Капнист (1758—1823), автор знаменитой «Ябеды», повсеместно увидел разрушение остатков старины и взволнованно написал об этом министру народного просвещения А. Н. Голицыну[242]. Капнист предлагал организовать постоянный надзор за ломкой камня для построек и принять меры к тому, чтобы все случайные находки древностей сдавались правительству. Письма Капниста возымели действие. В 1821 г. академик Г. Кёлер (1765— 1838) и архитектор Паскаль были посланы для осмотра остатков древности в Крыму. Вернувшись, они подали правительству записку, где памятники Крыма делились на две группы. В первую входили те памятники, которые нуждались в реставрации, после чего они имели бы тот же вид, что и до разрушения. Таковы, по мнению Кёлера, укрепления Мангуп-кале, Балаклавы, мечеть в Евпатории и т. д. Ко второй группе отнесены развалины, по которым реставрировать постройки уже невозможно, но которые требуют консервации, после чего они «могут существовать целые веки». Это развалины античных зданий и гробниц около Керчи, Херсонес. Министерство внутренних дел, рассматривавшее заключение Кёлера, вынесло весьма показательное для той поры решение, что охранять надлежит только греческие и генуэзские памятники, а не татарские, турецкие или какие-либо другие. На консервацию греческих древностей Крыма особым указом было выделено 10 000 рублей[243].
Таким образом, распоряжения об охране памятников в России в XVIII в. касались памятников восточной архитектуры (Болгар), в начале XIX в. — античных и средневековых памятников Крыма. С середины XIX в. положение несколько меняется. С одной стороны, в русском обществе усилился интерес к отечественной истории, нашедший отражение в сочинениях славянофилов и близких к ним литераторов. В 1849 г. появляется первая работа о русской иконописи И. П. Сахарова[244]. В 1846—1859 гг. И. М. Снегирев издает альбомы «Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества»[245]. С другой стороны, правительство пыталось оторвать русскую культуру от западных традиций (античность — ренессанс — барокко — классицизм — ампир) и переориентировать ее на византийский путь развития искусства. Так, 23 марта 1841 г. был опубликован специальный указ, предписывавший архитекторам при постройке церквей придерживаться «вида древнего византийского зодчества»[246].
239
В...[В. И. Григорович]. О состоянии художеств в России. «Северные цветы на 1826 год, собранные бароном Дельвигом». СПб., 1826, стр. 9, 11.
242
О сохранении и возобновлении в Крыму памятников древности и об издании описания оных. ЗООИД, т. VIII, 1872, стр. 363—403. Интерес Капниста к археологическим памятникам Крыма был вызван его занятиями исторической географией и древней историей Причерноморья. Страстный поклонник античности, «русский Гораций», как его называли, Капнист последние годы своей жизни пытался найти какие-либо сведения о древнейшем населении и о древнейшей литературе России в греческих источниках. Предвосхищая мнение К. М. Бэра, Капнист доказывал, что Одиссей странствовал по Черному морю (Мнение, что Улисс странствовал не в Средиземном, но в Черном и в Азовском морях. «Сын отечества», ч. 56, № XXXVIII. СПб., 1819, стр. 193—213). Особую статью Капнист посвятил мифическим гиперборейцам, утверждая, что это предки русских, в глубокой древности имевшие независимую от греков изящную словесность (Краткое изыскание о гипербореанах и о коренном российском стихосложении. «Чтение в беседе любителей русского слова», чтение осьмнатцатое. СПб., 1815, стр. 3—41). В связи с этими разысканиями Капнист и ездил в Крым, а позднее посылал туда своего сына. Статьи Капниста справедливо считались дилетантскими уже его современниками и даже им самим. Но для нас интересно, что первыми попытками к охране памятников Крыма мы обязаны трудам видного русского писателя, преследовавшего цели не столько исторические, сколько литературные.
245
И. Снегирев и А. Мартынов. Русская старина в памятниках церковного и гражданского зодчества, тетради 1—18, 1846—1859.