Свидетельство о смиряющем влияния византийских святынь на буйных воинственных руссов сохранилось еще в житии св. Георгия, архиеп. Амастридского [18]. В конце жития рассказывается в качестве посмертного чуда: «Было нашествие варваров — Руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они — этот губительный и на деле и по имени [19] народ, — начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигли наконец и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст». Когда руссы вошли в храм и увидели гробницу св. Георгия, то бросились к ней, воображая найти там сокровища. Но вдруг члены их онемели, и они не в силах были двинуться с места. Тогда предводитель их в страхе призвал одного из христианских пленников и допросил: что это за страшная карающая сила и какой она требует жертвы? После данных объяснений, он обещал свободу всем христианам и приношения их Богу. И вот по молитвам христиан «варвары освобождаются от божественного гнева, устраивается некоторое примирение и сделка их с христианами, и они уже более не оскорбляли святыни».
Амастрида или Амастра, по-турецки Амассера, находится на малоазийском берегу Черного моря, приблизительно на половине расстояния между Синопом и КПлем. Цветущее состояние этого города в древности обусловливалось торговыми связями с противоположным берегом Понта. Никита Пафлагонянин (IX-X в.) так восхваляет свою Амастру: «Амастра око Пафлагонии, и лучше сказать — едва ли не всей вселенной. В нее, как на общее торжище, стекаются скифы, живущие по северной стороне Евксина, а равно и те, которые расположены к югу… Во всем, что привозится сушей или морем, здесь нет недостатка. Город щедро снабжен всеми удобствами» и т. д.… Понятно почему жертвой набега стала именно Амастрида.
Время набега определяется по внутренним признакам жития. В епископа поставляет Георгия патриарх Тарасий (784- 806) и несомненно не позднее 790 г., потому что на VII соборе 787 г. присутствует еще Григорий Амастридский, а в 790 г. принимает в Амастриде бежавшего из Крыма Иоанна Готского, как видно из жития последнего, уже наш Георгий Амастридский. Скончался Георгий, вероятно, в царствование Никифора Логофета (802-811), потому что это последний император, фигурирующий в житии. Таким образом tеrminus pоst quеrn для набегов руссов намечается. Tеrminus antе quеrn — это время написания жития. Когда же оно написано? Житие запечатлено характерным признаком одного из моментов иконоборческой эпохи. B житии хранится глубокое умолчание об иконах, хотя автор имел десятки поводов говорить о них. B таких случаях он прибегает к самым туманным и иносказательным выражениям. А это говорит вот о чем. Когда злейший враг икон, Лев Армянин пал в 820 г. жертвой заговора, то преемник его, Михаил Травл (Косноязычный) издал строгий указ, чтобы «никто не смел приводить в движение язык свой ни против икон, ни за иконы; но пусть пропадет и сгинет собор Тарасия (787 г.) также, как и собор Константина (734 г.) или недавно вновь собранный при Льве (813 г.), и пусть глубокое молчание будет правилом во всем, что напоминает об иконах». Такое положение дел сохраняло силу до смерти им. Феофила, до 842 г. Следовательно, и наше житие написано не позднее этого года. Как видно из его содержания, оно произнесено было в виде речи на церковном торжестве в честь святого. Значит автор не мог прибегнуть к совершенному вымыслу при изображении обстановки чуда, т. к. в лице старшего поколения своих слушателей имел живых свидетелей варварского нашествия. Это подкрепляет достоверность последнего события и показывает сверх того, что для 842 г. (крайний срок написания жития) — оно было уже фактом сравнительно отдаленного прошлого. Итак, пред нами новый пример ознакомления с христианством дорюриковской Руси в начале IX столетия. На родину этой Руси есть намек в житии при описании ее варварских подвигов: «храмы ниспровергаются, святыня оскверняется; на месте их алтари, беззаконныя возлияния и жертвы, то древнее таврическое избиение иностранцев (ξενοκτονία), у них сохраняющее свою силу (νεάζουσα), убийство девственных мужей и жен». Припоминая весьма распространенное, связанное с историей Ифигении, предание о том, что жители Тавриды приносили в жертву иностранцев, пристававших к их берегу, автор, как видно, убежден, что руссы и есть прямые потомки древних тавров, до новейших времен (νεάζουσα) сохранившие свой прадедовский кровавый обычай. Руссы, по его убеждению, — это обитатели Крыма.