Вернувшись к патриарху, сели по чину за стол, где с царской стороны были высокие бояре. Хоры певчих пели, в том числе и греческий хор патр. Иеремии.
После обеда и «чаш»-тостов, Иов явил патр. Иеремии и всем его спутникам свои дары, провожал их до сеней и еще в догонку на подворье, как полагалось, послал своего дьяка «с перепоем», т. е. с гостинцами от трапезы, с вином и сладостями.
Вторник 28-го января был посвящен приему поздравлений патр. Иовом от светского общества: бояр, дворян, приказных людей, гостей, торговых людей — с хлебом, солью и подарками.
Утром в среду на Рязанское подворье к патр. Иеремии приехали царские и патриаршие дьяки с подарками в эти дни «явленными» ему на парадных обедах. В ответ Иеремия послал Иову осля для новой церемонии объезда города.
После литургии, отслуженной патриархом Иовом в Успенском Соборе, он давал у себя обед своему духовенству, боярам, боярским детям, приказным и гостям. После 3-го кушанья Иов опять на осляти объехал остальные части внутреннего города. Осля вел сначала Б. Годунов, а затем царский окольничий кн. Лобанов-Ростовский.
В четверг 30 января Иов ставил в митрополиты нареченного Александра Новгородского, а на следующий день — Варлаама Ростовского.
В начале февраля патр. Иеремия испросил дозволение съездить в Троице-Сергиевскую Лавру, где принимали его с почетом и, конечно, снабдили богатыми подарками.
Так закончились праздничные дни для Москвы и горькие для греков из свиты Иеремии, особенно для друга его Иерофея, митрополита Монемвасийского. Они скорбели, что Иеремия был «обведен вокруг пальца» москвичами, вовлечен ими в «невыгодную сделку», в нарушение канонов, в незаконное возвеличение Москвы и уничижение и своего звания «вселенского патриарха» и всех греков вообще. И эта греческая оппозиция еще показала себя в ближайшем будущем.
С наступлением Великого Поста патриарх Иеремия стал проситься отпустить его домой. По этому поводу на подворье к патриарху Иеремии приехал сам Б. Ф. Годунов и попросил еще остаться в Москве, во 1-х потому, что с весенней распутицей путешествие по русскому бездорожью очень мучительно, во 2-х потому, что московское правительство хотело от патр. Иеремии еще получить письменный документ, укрепляющий то, что им совершено dе fасtо. При обычном нормальном ходе дел разумеется порядок был бы обратный: учредительный акт был бы составлен раньше посвящения русского патриарха или по крайней мере заготовлен заранее и подписан в один из моментов церемониала посвящения. А здесь — сначала торопливое посвящение, по методу «куй железо пока горячо», а затем уже его узаконение. Это была продуманная система Москвы создавать факты (fаits ассоmрliеs) и ими связывать. Томительным держанием в Москве добились от Иеремии первого факта. Теперь вторым — задерживанием имели в виду добиться дальнейшего. Конечно, за подписью Иеремии нужно было получить еще подпись и других восточных патриархов. Но вслед за «вселенским» тем было сделать это легче и почти обязательно. А без подписи, оставленной в Москве, и сам Иеремия мог заколебаться и отступить под давлением греческой оппозиции.
За эти недели в Москве конкретизировали ту программу возвышения и увеличения чинов русской иерархии, которая вытекала из учреждения патриаршества, чтобы впредь патриарх поставлялся достаточным числом митрополитов и архиепископов, а митрополиты и архиепископы — патриархом.
К двум прежним митрополиям прибавили еще две: Крутицкую — в самой Москве, в помощь патриарху, и Казанскую, на которую возведен был архимандрит Преображенского монастыря в Казани Гермоген, будущий патриарх. Затем шесть архиепископий: в Твери, Вологде, Суздали, Нижнем Новгороде, Рязани и Смоленске. И восемь епископий: к двум прежним — в Чернигове и Коломне — прибавлено еще шесть: в Пскове, Белозерске, в Устюге, в Ржеве, Дмитрове и Брянске.
Нужно было все эти конститутивные перемены в русской церкви закрепить в учредительном акте, в статуте, конституции, в «уложенной грамоте» по тогдашней терминологии. Составлена она была, конечно, в царской канцелярии, хотя ей придана форма и слововыражения как бы соборного уложения. Грамота написана на большом пергаминном листе, хотя и скорописью, но с золотой заставкой и золотыми начальными буквами. Содержание ее не соответствует фактам. Тут утверждается об учреждении русского патриаршества якобы с согласия всего Востока: «по изволению царского величества», по совету «со всем освященным собором великого российского и греческого царствия» и согласно с «избранием» самого Иеремии цареградского «и прочих вселенских патриархов — александрийского, антиохийского, иерусалимского и всего собору греческого, по правилам божественных апостол и св. отец». Основная, чисто московская идеологическая мотивировка учинения русского патриархата — идея Третьего Рима здесь вложена в уста самого Иеремии. На мысль царя о патриаршестве Иеремия якобы отвечает: «В тебе благочестивом царе Дух Святый пребывает, и от блага сицевая мысль тобою в дело произведена будет. Право и истинно Вашего благородия начинание, а нашего смирения и всего освященного собора того превеликого дела свершение». Так как ветхий Рим пал от аполлинариевой ереси, а второй Рим — Константинополь находится в обладании у безбожных турок, то твое, благочестивый царь, великое российское царство — третий Рим превзошло благочестием все прежние царства; они соединились в одно твое царство, и ты один теперь именуешься христианским царем во всей вселенной; поэтому и превеликое дело (учреждения патриаршества), по Божию промыслу, молитвами чюдотворцев русских и по твоему царскому прошению у Бога и по твоему совету, исполнится». Надо полагать, что эта русская редакция слов Иеремии все-таки не является прямой неправдой. Она соткана из тех комплиментарных слов, которые не раз приватно и в официальных речах Иеремия высказывал о московском православном царстве и русском благочестии.