В чем же заключался этот перелом?
В основании московского государственного и общественного порядка заложены были два внутренних противоречив, которые чем дальше, тем больше давали себя чувствовать московским людям. Первое из этих противоречий можно назвать политическим и определить словами В.О. Ключевского: "Это противоречие состояло в том, что московский государь,
б5 которого ход истории вел к демократическому полновластию, должен был действовать посредством очень аристократической администрации". Такой порядок вещей привел к открытому столкновению московской власти с родовитым боярством во второй половине XVI века. Второе противоречие было социальным и состояло в том, что под давлением военных нужд государства, с целью лучшего устройства государственной обороны, интересы промышленного и земледельческого класса, труд которого служил основанием народного хозяйства, систематически приносились в жертву интересам служилых землевладельцев, не участвовавших непосредственно в производительной деятельности страны. Последствием такого порядка вещей было недовольство тяглой массы и стремление ее к выходу с "тяглых жеребьев" на черных и частновладельческих землях, а этот выход, в свою очередь, вызвал ряд других осложнений общественной жизни. Оба противоречия в своем раскрытии во вторую половину XVI века создали государственный кризис, последним выражением которого и было так называемое Смутное время. Нельзя, по нашему разумению, приступить к изложению этого времени, не ознакомясь с условиями, его создавшими, и не сделав хотя краткого отступления в эпоху сложения московского государственного и общественного строя.
II
Политическое противоречие в московской жизни XVI века:
власть и боярство в Московском государстве
В понятие власти московского государя входили два признака, одинаково существенных и характерных для нее. Во-первых, власть московского государя имела патримониальный характер. Происходя из удельной старины, она была прямою преемницей вотчинных прав и понятий, отличавших власть московских князей XIV-XV вв. Как в старое время всякий удел был наследственной собственностью, вотчиною своего "государя" удельного князя, так и все Московское государство, ставшее на место старых уделов, признавалось "вотчиною" царя и великого князя. С Московского государства это понятие вотчины, переносилось даже на всю Русскую землю, на те ее части, которыми московские государи не владели, но надеялись владеть: "не то одно наша отчина, - говорили московские князья литовским, - кои городы и волости ныне за нами, - и вся Русская земля... из старины, от наших прародителей, наша отчина". Вся полнота владельческих прав князя на наследственный удел была усвоена московскими государями и распространена на все государство. На почве этой удельной преемственности и выросли те понятия и привычки, которые Грозный выражал словами: "жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны ж есмя". И сам Грозный считал себя собственником своей земли, и люди его времени смотрели на государство, как на "дом" или хозяйство государя. Любопытно, что один из самых впечатлительных и непосредственных, несмотря на вычурность слога, писателей конца XVI и начала XVII вв., Иван Тимофеев, обсуждая последствия прекращения мое ковской династии, всегда прибегал к сравнению государства с "домом сильножителя": очевидно, такая аналогия жила в умах той эпохи. Во-вто- рых, власть московского государя отличалась национальным характером. Московские великие князья, распространяя свои удельные владения и став сильнейшими среди севернорусских владетелей, были призваны историей к деятельности высшего порядка, чем их прославленное удельное "скопидомство". Им, как наиболее сильным и влиятельным, пришлось взять на себя задачу народного освобождения от татар. Рано стали они копить силы для борьбы с татарами и гадать о том, когда "бог переменит Орду". Во второй половине XIV века борьба с Ордой началась, и на Куликовом поле московский князь впервые выступил борцом не только за свой удельный интерес, но и за общее народное дело. С той поры значение московских великих князей стало изменяться: народное чувство превратило их из удельных владетелей в народных вождей, и уже Димитрий Донской заслужил от книжников эпитет "царя русского". Приобретение Москвой новых земель перестало быть простым собиранием "примыс- лов" и приобрело характер объединения великорусской земли под единой национальной властью. Трудно решить, что шло впереди: политическая ли прозорливость московского владетельного рода, или же самосознание народных масс, но только во второй половине XV века национальное государство уже сложилось и вело сознательную политику; ко времени же Грозного готовы были и все те политические теории, которые провозгласили Москву "новым израилем", а московского государя "царем православия". Обе указанные черты - вотчинное происхождение и национальный характер - самым решительным образом повлияли на положение царской власти в XVI веке. Если государь был вотчинником своего царства, то ему оно принадлежало, как собственность, со всей безусловностью владельческих прав. Это и выражал Грозный, говоря, что он "родителей своих благословением свое взял, а не чужое восхитил". Если власть государя опиралась на сознание народной массы, которая видела в царе и великом князе всея Руси выразителя народного единства и символ национальной независимости, то очевиден демократический склад этой власти и очевидна ее независимость от каких бы то ни было частных авторитетов и сшГ в' стране. Таким образом московская власть была властью абсолютной и демократической22.