Автор исходит из того, что история всегда современна. Только исторический взгляд на общественное явление или событие позволяет проникнуть в его сокровенный, глубоко скрытый смысл. Пропущенная через призму искусства или научного мышления, история современна отнюдь не в качестве возбудителя всякого рода иллюзий, намеков и параллелизмов с переживаемой, нынешней действительностью. С такой целью порой эксплуатируют исторический материал, отнюдь не руководствуясь задачами познания. Вне истории нельзя понять современность, если последнюю рассматривать в движении и развитии, как место и время, где будущее встречается, пересекается с прошлым.
Отказ от истории или потеря интереса к ней - это, в сущности, забвение своего родства, потеря памяти, сугубо результативное ("итоговое")
восприятие культуры как суммы готовых ценностей, в то время как она сама есть процесс непрерывного "очеловечения" человека, его многообразных отношений с миром.
Мысль о современности истории приобретает иногда конфликтную постановку, в частности тогда, когда люди вдруг задумываются над тем, а почему, собственно, они так упрямо пренебрегают уроками, опытом прошлого, повторяют все те же ошибки, отдают себя во власть уже знакомых иллюзий и заблуждений. Бывают и такие "повторения пройденного", которые заставляют застыть в немом удивлении от сознания, как прочно и основательно сидит в нас то, от чего мы, казалось бы, так далеко ушли.
Бесспорно, мысль о современности истории не нова, но почему на практике она так трудно усваивается? И если наука или искусство берутся нам ее напомнить, пробуждают наше самосознание, которое вообще не может быть внеисторичным, то это достойно ответного отклика и благодарности. Понятно, никакое "воспоминание" не заменит исследования современности.
Но верна и обратная теорема: если обращение к истории не является респектабельной формой бегства от реальной действительности с ее противоречиями и трудными проблемами, то интерес к прошлому неправомерно расценивать как некую паузу, передышку перед очередным "приступом" к современности. Ведь не случайно сегодня художники, известные своим постоянством в разработке современной темы, вновь и вновь возвращаются к теперь уже легендарным событиям военных лет, как бы просвечивая, проверяя прошлым настоящее. В масштабе истории становятся более понятными многие проблемы реальной практики социализма, корни которых, как выясняется, нередко уходят в глубь веков. И это надо понимать и учитывать не для того, чтобы при случае иметь право сослаться на "пережитки прошлого", а прежде всего для уяснения сложности (исключающей ненужную поспешность) взятых на себя социализмом обязательств перед историей.
Второй вопрос более тонкого, щекотливого свойства. Он связан с непомерными, как полагают некоторые читатели, требованиями автора книги к современному человеку, с идеализацией его личностного потенциала. Под сомнение ставится сама попытка применить мерку жизненного опыта, сознания и поведения выдающихся личностей, вроде Сократа, Галилея или Толстого, к возможностям так называемого "обыкновенного" человека. Сколь правомерно, жизненно и продуктивно судить, например, рядового инженера Виктора Зилова по шкале высших, "предельных" представлений о человеке и человечности? Говорят, что не следует отрываться от реальных обстоятельств, заключающих в себе как раз пределы действительных возможностей человеческого развития в данный исторический момент. Иными словами, встает вопрос о норме подлинно человеческого бытия и о пределах, до которых человек может возвыситься или опуститься, оставаясь человеком (согласно принятым в данную эпоху и в данном обществе представлениям).
Вряд ли кто станет утверждать, что эта норма может быть заведомо заниженной для когото или иерархичной, что следование ей есть привилегия избранных, людей обязательно в чем-то выдающихся. На примерах Сократа или Джордано Бруно, многих других "героев духа"
человек доказал, что он больше и выше обстоятельств, а драма Галилея показывает, как много зависит от самого человека, то есть подтверждает ту же мысль, но "отрицательным" примером.
Идеальное, будь то представление, образ человека или норма поведения, может выступать в форме того, что живет только в идее, а реально еще не существует. Но идеальное в собственном смысле слова, как убедительно обосновал еще Гегель, есть истина конечного, полнота и законченность самобытия, саморазвития какого-либо явления или свойства. То, что уже есть, существует, имеется в действительности, предстает в идеальном в своей потенции, в своей возможности к развитию и совершенству. И потому люди отличаются друг от друга не только по своим социальным и индивидуальным характеристикам. Они разные и по мерке идеального, то есть соответствия или несоответствия (большего или меньшего) родовому понятию человека и человечности, а также по достигнутому реальному уровню своего личностного развития.
Особый случай - образы искусства, в которых нередко дано предвосхищение возможного развития определенной реальности, некоего типа личности и образа жизни. Именно этот смысл заключен, по-видимому, в известной формуле о "примере и предмете подражания", часто применяемой к положительным героям искусства, если не трактовать ее на чисто дидактический манер. В искусстве то, что возникло в воображении и является вымышленным, обязательно "выдается" за то, что существует или вполне может существовать реально. Общественное сознание, воспитанное на принципах реалистической эстетики, издавна принимает художественные факты за факты реальной общественной жизни. В этом, кстати, одна из причин огромного потенциала воспитательного воздействия, заключенного в искусстве, который мы и попытались взять на вооружение в данной книге.
СОКРАТ И МЫ
"СОКРАТОВСКИЙ ХАРАКТЕР"
Такие личности не созданы природой, а самостоятельно сделали себя тем, чем они были; они стали тем, чем хотели быть, и остались верными этому своему стремлению до конца жизни.
Гегель
Давно замечено, что великие образы человеческой истории разделяют с великими образами человеческого искусства одно высшее преимущество: они неисчерпаемы. Такова и фигура Сократа. О нем существует огромная литература, вобравшая в себя, кажется, все моменты его житейской биографии и мыслительной деятельности, известные по оставленным далекой эпохой свидетельствам. Не было периода и поколения в мировой истории, которые бы прошли мимо на редкость удивительной судьбы человека, чья жизнь, учение и смерть воспринимаются каждой новой эпохой как урок, который полезно не только "заучить", но и осмыслить, понять, "пропустить через себя". Ведь прошлое оставило нам не одни лишь "готовые" плоды цивилизации, которые нужно усвоить и развить дальше, но и немало "мировых загадок" (используем выражение К. Маркса), которые еще предстоит разгадать и разрешить. И среди них - тайна тысячелетней значимости Сократа, неисчерпаемая, как сама движущаяся жизнь.