Тревитик открыл свой завод и сам стал строить водокачки не хуже Мэрдока.
Но его все время тревожила мысль — заставить паровую машину бегать по дорогам.
— Смешно, право, — говорил Тревитик своему другу Вивьену, — вот ведь тридцать лет тому назад во Франции бегала же по дорогам паровая повозка, и до сих пор никто толку не добьется.
— Да вот в Америке-то, — сказал Вивьен, — слыхал?
— Знаю, Эванс сделал один опыт — и все. Тоже ничем не кончилось.
— Да ты знаешь, почему Эванс не сделал другой повозки? Тревитик молчал.
— У бедняги Эванса ни гроша. Он все истратил на первый опыт. Двадцать тысяч американцев глазело, как его повозка ходила по улицам Филадельфии, и никому не пришло в голову помочь изобретателю.
— И что же? — спросил встревоженно Тревитик.
— А вот то, что он теперь ходит как нищий и проповедует пар. Его уж ославили сумасшедшим. Безумный пророк!
— Нет, погоди, — сказал горячо Тревитик. — У нас ведь все есть: средства и мысль. Я не сомневаюсь, что моя мысль правильна.
— И целый завод в нашем распоряжении, — добавил Вивьен. Вивьен верил в изобретательность Тревитика, и ему хотелось поскорей взяться за дело.
— Я докажу, что Эванс не безумец, а умней всех тех двадцати тысяч американских торгашей, что глазели на его паровую повозку! Пар! Это верно, что корзина угля стоит хорошей лошади.
Тележка Мэрдока
А старый его учитель Мэрдок сам бился над устройством паровой кареты. Ох, неодобрительно поглядывали прохожие на этого шипящего дьявола, когда он выползал на дорогу. «Не божье это дело», — говорили соседи. И Мэрдок выбирал места поглуше, чтобы пробовать свою паровую каретку. Она, пыхтя и задыхаясь от натуги, бегала по ухабам и выбоинам. Она искала гладкой, твердой, как сталь, дороги. А пока что она ходила по тряским проселкам. Ее боялись. Раз подошла она к заставе, где брали сбор за проезд, и остановилась. Из будки выскочил сторож. Старик в ужасе глядел на пыхтящее чудище.
— Черт! Сам черт! — смекнул старик, и его коленки задрожали от страха. Еле нашел веревку и скорей поднял шлагбаум.
— Сколько за проезд?
Сторож что-то невнятно лопотал, язык не слушался.
— Сколько?
— Ничего, ничего, господин дьявол, ничего… Только проезжайте скорей!
Наконец как-то раз попала карета на гладкую дорогу почти без ухабов — она обрадовалась и побежала во всю прыть; хозяин бросился за ней — куда? Не догнать! И вдруг на дороге священник. И он, сам священник, ее принял за черта. Но это не то что сторож! Такой поднял крик, что сбежался весь народ.
— Держи, держи сатану! — вопил священник. — Не дайте дьяволу разгуливать по земле!
А дьявол бежал скорее лошади. Толпа с криком неслась по дороге вдогонку. Но ухабы, проклятые ухабы! Машина стала.
Погоня сразу остановилась. Шутка ли? А вдруг повернется волчком и бросится на людей. Хозяин на помощь. А тут уже толпа. Окружили, но боятся приступиться: дым, огонь, и дышит паром, так-то и возьмешься голыми руками за самого черта. Сам поп больше кричал, но не очень-то совался. Каретка стояла и ждала, что сейчас разорвут, разнесут на части. Подоспел бы скорей хозяин. Наконец прибежал. Толпа ревет. Еле отстоял, чуть самого не растерзали.
— Эх, если б ровная, крепкая дорога: никто, никто в мире б не нагнал, никто б и приступиться не посмел!
Каретка искала гладкой дороги: без ухабов, ровной, как пол.
Тревитик ее понял. Он работал, пробовал. Вивьен не жалел средств.
И вот в 1804 году Тревитик построил свою паровую повозку. Но это был уже паровоз. Первый паровоз.
Он был на четырех колесах, с огромным маховым колесом, с длинным уродливым шатуном, цилиндр был спрятан внутри котла, а зубчатые шестерни передавали действие шатуна на колеса.
Паровоз Тревитика пошел как следует, пошел по рельсам, даже Вивьен не ожидал, что все так хорошо выйдет.
Семь с половиной верст в час!
Шестерни бренчали, пар с шумом вырывался из цилиндра — весь этот шум и грохот казались Вивьену победной музыкой.
Паровоз размахивал своим маховиком, как ветряная мельница, болтал огромным шатуном и походил на какую-то военную машину, которая с дымом и грохотом двинулась в бой.
Зеваки с опаской поглядывали на машину — а кто ее знает: шутка ли, а вдруг сорвется да прямо на народ?
Попробовали запрячь. Как рад был Тревитик, когда паровоз потащил за собой поезд с грузом.
— Шестьсот двадцать пудов!
Это как раз теперешний груженый товарный вагон столько весит.