Возможно ли было повысить эффективность сельского хозяйства без инвестиций?
Тем временем на уровне раздела сфер влияния в экономике продолжали кипеть страсти. Помимо Косыгина, постоянным оппонентом Горбачева оставался Кириленко и непосредственно ему подчиняющийся «рабочий» секретарь ЦК КПСС, глава Отдела тяжелой промышленности и энергетики Владимир Долгих, олицетворявшие промышленное, но не оборонное лобби — базовых отраслей промышленности («тяжелой промышленности») и машиностроения. Долгих, по утверждению Горбачева, считал сельское хозяйство убыточным (что секретарь по селу, как говорилось выше, яростно оспаривал на разных уровнях) и утверждал, что там для начала надо «навести порядок»[216].
Это были не пустые слова. Положение в базовых индустриальных отраслях значительно отличалось от сельского хозяйства. Степень контролируемости индустриальных предприятий была объективно выше. Они находились в рамках определенных огороженных заборами территорий, работали по более или менее нормированным графикам и регламентам, почти не зависели от природных условий, их продукция не была скоропортящейся, не было необходимости выделять огромные суммы наличных для заготовительных контор, покупающих промышленную продукцию частных лиц, у них часто еще существовали (а в некоторых отраслях и жестко поддерживались) представления о трудовой дисциплине и ответственности, компенсируемые высокими по советским меркам зарплатами.
Сельсоветам ни рубля не дают на жилищное и культурно-бытовое строительство. <…> Мы почти все строим и достаем сами. Если поставить в наше положение директора металлургического завода, то у расторопного месяц будет идти дым из трубы, а у среднего через два дня прекратится,
— писал госплановец и аграрный лоббист Краснопивцев в декабре 1977 года в своем рабочем блокноте, сетуя на то, что выделенные ресурсы не доходят до села, кормя городские подрядные организации[217].
Однако можно ли было навести подобный «порядок» в сельском хозяйстве, не изменяя в корне экономическую систему? Тут, пожалуй, Горбачев был ближе к истине. Сам он продолжал считать, что ключ к решению сельскохозяйственных проблем лежит в ценовой политике и неравномерном обмене сельскохозяйственного продукта на индустриальный.
«Ножницы» цен продолжали раздвигаться в связи с нарастанием поставок на село техники, которая, мало отличаясь по производительности от предшествующей, была в 2–3 раза дороже. Долги колхозов и совхозов непрерывно нарастали, приближаясь к 200 миллиардам[218]. Но вместо того, чтобы менять экономические отношения на селе, прибегали к самой простой операции: сначала пролонгировали, а потом вообще списывали задолженность со всех хозяйств. Если положение с той или иной сельхозкультурой становилось критическим, на нее устанавливали повышенные закупочные цены. Так увеличили цены на хлопок, в другой раз на виноград, потом на табак. На какое-то время подобные меры облегчали положение, но уже через 2–3 года все опять съедалось дальнейшим повышением стоимости машин, горючего, удобрений, стройматериалов. В конечном продукте сельского хозяйства около 60 процентов затрат стали связываться теперь с поставками промышленности на село[219].
Хотя сельскохозяйственный отдел Госплана СССР в целом поддерживал позицию Горбачева и аграрного лобби, специалисты в узком кругу признавали, что повышение цен на сельскохозяйственную технику и горючее не единственная причина снижения рентабельности. Фиксируя в конце 1979 года повышение себестоимости продукции в растениеводстве за 1966–1978 годы на 58 %, а в животноводстве на 63 %, специалисты подотдела экономики на внутреннем совещании отдела сельского хозяйства винили в том куда более широкий список факторов — оплату труда (в первую очередь. — Н. М.), подорожание кормов, удобрений, горючего и амортизации и непонятную нам сейчас «несбалансированность материальной базы». Кроме того, они указывали на то, что «мало внимания уделяется себестоимости в хозяйствах, органах управления. В нашей работе практически никто причинами роста затрат не занимается»[220]. Впрочем, другие специалисты отдела считали, что промышленность в росте себестоимости доминирует. Ее доля составляла 56 % в среднем (от роста себестоимости), а по Украине — 75 %[221].
218
По упоминаемым выше данным Краснопивцева, на 1980 г. задолженность составляла 95 млрд рублей: Там же. С. 170.