Воды, по которым в блаженной беспечности плавал Нараяна, символизируют состояние покоя и тьмы, космическую ночь. Нараяна и сам пребывает во сне. И из его пупа, т. е. из Центра (ср. § 145), произрастает первая космическая форма: лотос или дерево — символ нарушенности мирового покоя; животворящей, но дремотной силы; жизни, из которой еще не выделилось сознание. Все творение исходит из единого лона и на нем утверждено. В других вариантах Вишну в своем третьем воплощении (в образе гигантского кабана) спускается в глубины первобытных вод и извлекает из бездны Землю[761]. Этот миф, океанический по происхождению и структуре, сохранился и в европейском фольклоре (см. библиографию).
Вавилонская космогония также повествует нам о водном хаосе, о первобытном Океане, об Апсу и Тиамат, Первый олицетворяет пресноводный Океан, по которому позднее поплывет Земля, Тиамат же — это горько–соленое море, населенное чудовищами. «Энума Элиш», поэма творения, начинается так:
Традиционное представление о первобытных водах, породивших миры, в большом числе вариантов встречается в древних и «примитивных» космогониях. Мы отсылаем читателя к «Natursagen» О. Даннхардта[763] и, для получения дальнейших библиографических указаний, к «Указателю мотивов в фольклорной литературе» С. Томпсона[764].
62. ВОДА КАК ИСТОЧНИК ЖИЗНИ
Поскольку вода есть первоисточник всего сущего, в котором заключены все возможности и прорастают все зачатки, легко понять существование мифов, возводящих к ней происхождение рода человеческого или какой‑нибудь отдельной расы. На южном берегу Явы находится сегара анаккан, «Море детей». Индейцы караджа в Бразилии еще помнят мифические времена, когда они «еще жили в воде». Хуан де Торквемада, описавший крестильные омовения новорожденных в Мексике, сохранил для нас несколько формул, посредством которых младенец посвящался Богине Вод Чальчиутликуэ Чальчиутлатонак, считавшейся его подлинной матерью.
Перед погружением младенца в воду говорили: «Прими эту воду, ибо богиня Чальчиутликуэ Чальчиутлатонак есть твоя мать. Да очистит тебя это омовение от грехов твоих родителей…» Потом, касаясь водой губ, груди и головы младенца, добавляли: «Прими, дитя, мать свою Чальчиутликуэ, Богиню Вод»[765]. Древние карелы, мордва, эстонцы, черемисы и другие финно–угорские народы знали «Мать–Воду», к которой обращались за помощью женщины, желавшие иметь детей[766]. Бесплодные татарки на коленях молились у пруда[767]. Ил, лимус, представляет собой особенно животворную среду. Незаконнорожденных детей уподобляли водорослям и бросали в ил, неистощимый источник жизни; тем самым совершалось их ритуальное возвращение в ту нечистую жизнь, из которой они вышли, подобно тростнику и болотным травам. Тацит писал о германцах: «Ignavos et imbelles et corpore infames caeno ac palude, iniecta insuper crate, mergunt» («Ленивых, невоинственных и слабых телом они топят в грязи и болоте, набрасывая сверху плетенку»)[768]. Вода рождает, Дождь плодотворит, подобно мужскому семени. Согласно эротико–космогоническому символизму, Небо заключает в объятия и оплодотворяет Землю Дождем. Этот символизм поистине универсален. Германия изобилует «детскими источниками», «детскими прудами», «детскими колодцами»[769]. В Оксфордшире в Англии есть «Детский колодец», известный тем, что исцеляет женщин от бесплодия[770]. Многие такого рода верования контаминированы представлением о Матери–Земле и эротическим символизмом фонтана. Но в основании этих верований, как и в основании всех мифов о происхождении от Земли, растительности или камней, лежит одна и та же фундаментальная идея: жизнь, т. е. реальность, сконцентрирована в некоторой космической субстанции, из которой — путем ли прямого порождения или символического участия — происходят все формы жизни. Водяные животные, особенно рыбы (которые в то же время выступают в качестве эротических символов) и морские чудовища, становятся образами сакрального, поскольку они замещают абсолютную реальность, сконцентрированную в воде.
63. «ВОДА ЖИЗНИ»
Космогонический символ, вместилище всех зачатков — вода выступает по преимуществу и в качестве волшебной и целебной субстанции: она лечит, омолаживает, наделяет бессмертием. Прототипом всякой воды является «живая вода», которую позднейшее умозрение поместило куда‑то в небесные области — туда же, где существуют небесные напитки, такие как сома, белая хаома и т. д. Живая вода, источники молодости, вода жизни и т. п. — все это мифологические формулы одной и той же метафизической и религиозной реальности: вода несет в себе жизнь, крепость и вечность. Разумеется, воды этой не добыть невесть кому и невесть каким образом. Ее охраняют чудовища. Она находится в труднодостижимых местах, во владении демонов или богов. Добраться до ее источника и добыть «живой воды» можно лишь пройдя через ряд посвящений и испытаний, в точности, как и в поисках Дерева Жизни (см. § 108, 145). «Река бессмертия» (виджара–нади) протекает близ чудесного дерева, о котором повествует «Каушитаки–упанишада»[771]. Эти же два символа соседствуют и в Апокалипсисе[772]: «И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца·., и по ту и по другую сторону реки, древо жизни…»[773]
761
Taittiriya‑Brahmana. I, 1, 3, 5; Satapatha‑Br. XTV, I, 2, 11; ср.: Ramayana, Ayodhya‑Khnda, CX, 4; Mahabharata. Vana‑Prana, CXIII, 28–62, CCIXXII, 49–55; Bhagavata Purana, III, 13; и т. д.
766
Holmberg‑Harva U. Die Wassergottheiten der finnisch‑ugrischen Völker. S. 120, 126, 138 и т. д.