На третьем году школьной учебы Николай Марасан хорошо писал, читал и на удивление товарищей и домашних хорошо учился на уроке «Закона божьего». «Чесослов», где были напечатаны кондаки тропари, по которому учились. Ннколай знал на изусть. Славянский титл переводился на разговорную речь хорошо.
Священник- отец Петр приблизил своим вниманием Николая. Вызвал в учительскую и подал записку Николаю и сказал. Вот сходи по этому адресу и передай хозяйке, она тебя отблагодарит. О подробностях не сказал. Марасан после школы пошел по указанному в записке адресу. Это было за рекой, надо было идти по заводской плотине, мимо завода, в котором все замерло и молчало. Перед плотиной возвышалась церковь осиротевшая от прихожан. Народ страдал, народ — голодал, народ мучился обездоленностью. Только Николай заметил, что в завод заслали конных казаков. Все на добрых сытых лошадях, в безкозырках, молодые с накрученными усиками и чубами на левом боку.
Так Николай добрался до адресата. В кухне встретила его средних лет женщина, которой была передана записка. Прочитав, он была обрадована, что отец Петр обращался к ней.
А потом, через несколько минут вынесла поношенные валенки и подала Марасану с такими словами: Возьмите вот эти валенки и благодарите вашего батюшку, он о тебе побеспокоился. Небось холодно в матерчатых-то башмаках? Да, холодно! Сказал Марасан и отблагодарил ее и отца Петра. Так был обут Марасан, чтобы закончить третий класс. Мать Марасана, выведав все от сына, то же благодарила всех заочно и что-то облегченно вздохнула. Ну ладно сынок, будем ждать отца. Он на постоянную работу наверное нигде не мог поступить, а. на временных заработках не получается, все проедают, полагаю, что скоро будут дома.
Малосемейные и молодежь уезжала со всем. Многие уезжали в города Сибири и Урала. Заметно было: все заброшенные. дома, с заколоченными окнами и ни одной живой души, но объезд казаков продолжался по всем улицам.
[…]
Когда семья была в сборе, отец глубоко вздыхая процедил сквозь зубы — «нам, Шура, с такой оравой ребят здесь не прожить. Надо уезжать в Сибирь! Если мы не уедем отсюда, то подохнем, как мухи.
Я встречал много рабочих, побывавших в Сибири и говорят, что там прожить можно куда лучше, а некоторые, смеясь, говорили, что там в Сибири на деревьях растут большие калачи из белой муки, которые мы ещё не попробовали, чем они пахнут.»
Так, семья Марасана дождалась долгожданного потепления. Собрались четыре семьи: Морозовы, Десятковы, Колпащиковы и семья Марасана. На последнем санном пути, на санях были установлены короба, заполненные соломой, в них везли малышей. Сами главы семей шли пешком.
На первых километрах от завода встретилась упряжка в легковом коробке, на которой сидел сын местного торговца — младший Быков. Заметив Николая, он пригрозил в его сторону кулаком. Все обратили внимание, но времени для расспросов не было. Быков младший ударил лошадь кнутом и только это и видели. Однако Павел, шедший с отцом, вскоре приблизился к подводе, где ехала мать с двумя сыновьями и Павел спросил Николая — кому пригрозил Быков кулаком?
Николай в неторопливом тоне в присутствии матери и брата Георгия пояснил, что Быков затаил злобу против меня за то, что я ударил его лаптой. Павел и мать попросили рассказать подробнее.
Это было этой осенью, в воскресенье. Мы собрались у Павла горбатого, играли в лапту. Быков на тележке вёз ягоды, грибы и капусту в ящиках, которые скупались у населения. Наш Мишка сказал в адрес Быкова «Сивка, бурка». Быков остановился, достал нож и бросился на Мишку, догнал и стал ножом нажимать ему на спину. Когда Мишка заплакал, я лаптой ударил Быкова, у того нож и выпал, тогда мы его все крепко избили. Вот он и сердится на меня. А не тогда ли было, когда Михаил пришёл с слезами и проколотой кожей на спине? Да, ответил рассказчик. У Мишки кровь долго текла. Вас могли посадить, а не посадили потому, что он был с ножом и первый на вас напал. Меня по этому поводу вызвал околоточный и расспрашивал. Хорошо, что не было отца, он бы тебе всыпал. Ты знаешь, отец Быкова отпускал нам: керосин, соль, спички в долг. А потом, как бы про себя дополняла — за это он мироед проклятый получал двойные барыши. Ну да ладно, бог с ним, где наше не пропадало.
По пути следования до г. Слободского были остановки, чтобы напиться чаю, да немного обогреться, да и покормить лошадей. Потом подводы с переселяющимися добровольно шли к первой ж.д. станции.