Две русские девушки — самые привлекательные в зале[6]
«Торонто дейли стар»
24 апреля 1922
ГЕНУЯ. Галерея прессы постепенно заполняется, британские и американские корреспонденты закуривают и называют друг другу имена запоздавших делегатов, которые, кланяясь, спешат на свои места от входной двери. Первыми появляются поляки и сербы, потом валит целая толпа с ведерными цилиндрами в руках...
Киношники пристроили камеру под носом одного из генуэзских героев, который взирает на нее из своей ниши с ледяным, мраморным неодобрением. Архиепископ Генуэзский в рясе винного цвета и красной шапочке беседует со старым итальянским генералом, лицо у генерала, как печеное яблочко, и на груди пять нашивок за ранение. Старик — это генерал Гонзахо, командир кавалерийского корпуса. Со своими свисающими усами, сморщенным личиком он смахивает на добродушного Аттилу[7]. В зале шумно, как на приеме. Журналисты набились на галерею: мест здесь всего 200, а желающих попасть 750, и опоздавшие стараются как-нибудь устроиться на ступеньках. Зал уже почти полон, когда входит британская делегация. Они прибыли в автомобилях, мимо выстроенных вдоль улиц солдат, и входят эффектно. Это лучше всех одетая делегация...
Вальтер Ратенау, человек с лицом ученого и лысее которого нет никого на конференции, входит, сопровождаемый доктором Виртом, германским канцлером, у которого вид музыканта, играющего на тубе в каком-нибудь немецком оркестре. Они размещаются чуть пониже за тем же длинным столом. Ратенау — типичный социалист из богачей и считается самым способным человеком в Германии...
Все в сборе, не хватает только русских. Зал переполнен и изнемогает от жары, а четыре кресла советской делегации все еще пусты, и кажется, что таких пустых кресел я еще не видывал в жизни. Все гадают, придут ли они вообще. Наконец они входят и начинают пробираться сквозь толпу. Ллойд Джордж пристально вглядывается в них, придерживая пальцем свои очки.
Впереди Литвинов, у него большое ветчинно-красное лицо. На груди большой красный прямоугольный значок. За ним идет Чичерин — неопределенное выражение лица, непонятного вида бородка и нервные руки. Они моргают, ослепленные люстрой. За ним Красин. Ничем не примечательное лицо, тщательно подстриженная ван-дейковская бородка и вид преуспевающего дантиста. Последним Иоффе. У него длинная, узкая, лопатообразная борода и очки в золотой оправе. Русских сопровождает масса секретарей, среди них две девушки. У них чудесный цвет лица, стрижка по моде, введенной Ирэн Касл[8], и элегантные костюмы. Они без всякого сравнения самые привлекательные девушки во всем зале.
Русские занимают места, кто-то свистом призывает к тишине, и сеньор Факта начинает скучнейший тур речей, которыми открывается конференция.
Судьба разоружения[9]
«Торонто дейли стар»
24 апреля 1922
ГЕНУЯ. При открытии Генуэзской конференции имела место сенсация, которая превзошла вашингтонскую речь государственного секретаря Хьюза о нормировании морских вооружений. Но произошло это, когда все запланированные речи уже были отбарабанены и большинство газетчиков покинуло зал, чтобы передать на телеграф свои заранее подготовленные отчеты об открытии.
Внезапно надышанный толпой воздух зала, где в продолжении четырех часов не смолкали речи, прорезал словно электрический разряд. Глава советской делегации Чичерин только что вернулся на свое место за зеленым прямоугольником столов.
7
8
9
Оригинальное название корреспонденции: «Barthou, Like a Smith Brother, Crosses Hissing Tchitcherin».
Впервые: Toronto Dayli Star. 1922. April 24, p. 2.