Во время переписи 1970 года название "тат" применяли только к горским евреям, а коренные таты в Закавказье получили к тому времени иные наименования: таты-христиане Армяно-грегорианской церкви были зарегистрированы армянами, таты-мусульмане – азербайджанцами.
Подобное происходило и раньше. В 1941–1942 годах нацисты уничтожили в Крыму не менее 80% евреев-крымчаков; после войны часть из них поменяла паспорта, в которых вместо наименования "еврей" было помечено "крымчак". Поэтому при оценке переписи 1970 года исследователи добавили "крымчаков" и "татов" к общему числу евреев, выявленных во время опроса, чтобы определить истинное количество еврейского населения СССР.
Перепись 1970 года насчитала в Еврейской автономной области 11 452 еврея (6,6% населения ЕАО); идиш назвали родным языком около 2000 человек, 17,2% евреев области (в 1959 году – 5600 евреев). После многолетнего перерыва первым секретарем обкома вновь стал еврей – Л. Шапиро, председателем исполкома области – И. Бокор.
В 1970-х годах синагогу в Биробиджане посещали, в основном, пожилые люди; раввина у них не было, не было в городе и отдельного еврейского кладбища. Старики умирали, всё меньше их приходило в синагогу; к концу 20 века большинство еврейской религиозной общины Биробиджана составляли потомки "геров", переселившихся туда в предвоенные годы.
Б. Миллер, писатель: "Еврейская автономная область не оправдала наших надежд, превратившись в фабрику ассимиляции евреев".
9
Из лагерных воспоминаний послевоенных времен:
"С субботниками, которых было немало в лагере, мне часто приходилось встречаться… Был в амбулатории субботник, фельдшер сорока лет. Отбывал десятилетний срок по 58-й статье за КРД (контрреволюционная деятельность). Долгое время ему удавалось сохранять бороду, потом ее силой срезали, сбрили.
Этот фельдшер по субботам не являлся на работу… Начальник пришел в ярость, стал кричать на врача, крыть матерной бранью фельдшера, Бога, религию, субботу, всё и вся. Фельдшера посадили в карцер на десять суток. Отсидел положенный срок, и ему приказывают вновь работать в амбулатории. Он согласен, но... не по субботам. И его погнали на общие тяжелые работы…"
Во второй половине 20 века иудействующие – русские по национальности жили небольшими компактными группами в Воронежской, Иркутской и Тамбовской областях, в Краснодарском и Ставропольском крае, в Биробиджане и на Кавказе. Среди них были субботники, которые частично придерживались еврейских религизных предписаний, отвергали церковные обряды, отмечали субботу и еврейские праздники, соблюдали законы о пище. Были среди них и "геры" – они полностью приняли иудаизм и намеревались переехать в Израиль, лишь представится такая возможность.
В 1963 году в деревне Высокий Воронежской области из 247 мальчиков дошкольного возраста оказались не обрезанными лишь 15; в 1965 году в день Йом Кипур никто из иудействующих этой деревни не вышел на работу.
Община "геров" жила в деревне Ильинка Таловского района Воронежской области; они соблюдали субботу и праздники, новорожденных мальчиков возили на обрезание в отдаленные города, в их семьях не было, как правило, смешанных браков. Элиэзер Кажокин из Иерусалима (в прошлом житель Ильинки): "Нас всё время тянуло на родину. В двадцатых годах сионисты уговаривали ехать в Палестину, но тогда не поехали – нельзя было. А в семидесятых годах, когда стало можно, я получил вызов…" (В 1970–1980 годах многие "геры" Ильинки переехали в Израиль.)
В Армении, в селе Еленовка возле озера Севан, к концу 20 века было около 20 семейств иудействующих. Они разводили свиней, не обрезали новорожденных мальчиков, однако в селе сохранялось кладбище иудействующих и свиток Торы, а к празднику Песах они выпекали мацу. (В начале 20 века в Еленовке жили 400 иудействующих; у них были два молитвенных дома со свитками Торы, они соблюдали субботу и еврейские праздники, мужчины налагали тфилин, ходили с покрытой головой, не стригли бороды, к косяку входной двери дома крепили мезузу.)
В Красноярском крае расположено сибирское село Бондарево на 100 домов; в конце 1990-х годов там жили потомки иудействующих, сосланных из Воронежской губернии в начале 19 века. Крестьяне, жители села, выпекали мацу к празднику Песах и не ели свинину, на дверях своих домов прикрепляли мезузы, на их кладбище стояли надгробные камни с изображением магендавида, на похоронах они читали "кадиш" и псалмы. В сибирском поселении Зима "миньян" для молитв сохранялся у иудействующих до 1970-х годов.
В конце 20 века исследователи фольклора побывали на юге Азербайджана, в селе Привольное возле Джалилабада; там жили крестьяне-"геры" и субботники, предков которых – "жидовствующих" –выслали в 19 веке в Закавказье "за измену православию".
Исследователи записали в Привольном песню "Герчики-еврейчики" – жители села поют ее на еврейских праздниках, по окончании уборочных работ, при вселении в новый дом. Ее текст почти полностью совпадает с традиционной песней, которую исполняют евреи в первый вечер праздника Песах: "Один – кто знает?.. Два – кто знает?.. Три – кто знает?.."
Первые куплеты песни "Герчики-еврейчики" ("герчики" – это "геры"):
Ох вы, герчики, герчики-еврейчики,
Скажите, скажите, что у нас один?
– И на небе, и на земле один у нас Бог!
Ох вы, герчики, герчики-еврейчики,
Скажите, скажите, что у нас два?
– Две скрижали завета,
Один у нас Бог,
И на небе, и на земле один у нас Бог!
Ох вы, герчики, герчики-еврейчики,
Скажите, скажите, что у нас три?
– Три у нас батюшки,
Две скрижали завета,
Один у нас Бог,
И на небе, и на земле один у нас Бог!..
10
Михаил Гурович (Нижний Новгород):
"Два раза в году, 1 мая и 7 ноября, все мои родственники шли на демонстрацию…. а потом собирались на Интернациональной, 40… где тетя Ира или тетя Рая начинали свой странный счет: "Не один, не два, не три, не четыре…"
"Почему они так странно считают?" – спрашивал я.
"Потому что нельзя считать евреев", – отвечала бабушка…
Собравшись, все сидели за одним столом и пели песни. Обычно грустные, или я просто не помню веселых. Пели по-еврейски. Одну песню я запомнил еще с детских лет – "Ло мир алэ инейнем" ("Давайте все вместе…"). Ее знали и пели все. Как гимн. Некоторое время я даже думал, что это семейная песня, пока первый раз в жизни, десятилетним, не попал на свадьбу к двоюродному дяде. Там гости – наша родня и со стороны невесты – пели те же песни, и, конечно же, "Ло мир алэ инейнем", и тоже пели все.
А старик Шнейдер, старый скрипач на свадьбе, играл и пел, и плакал. Почему он плакал? Ведь свадьба была такой веселой…
Нет дома на Интернациональной, никого не осталось из детей Менделя и Гиты. Ни дяди Азруши-Израиля, ни дяди Левы-Лейба, ни дяди Семена-Симона, ни дяди Исаака-Ицки, ни тети Иры-Ривы, ни тети Мани-Малки-Грунэ, ни тети Розы-Рейзл, ни тети Раи. "Не один, не два, не три, не четыре…" Давно ушла моя бабушка.
Их имена носят теперь внуки и правнуки, мои дети и дети моих троюродных братьев и сестер. Где носят? В Нижнем Новгороде и Бостоне, Москве и Нью-Йорке, Иерусалиме и Аахене. Знают ли они, почему их так назвали? Смогут ли они, встретившись, понять друг друга, заговорить на одном языке, спеть за одним семейным столом "Ло мир алэ инейнем"?.."
***
В подмосковном городе жил Аарон Хазан, в семье которого было девять детей. По субботам они не ходили в школу, и в газете "Мытищинская правда" напечатали письмо учителей школы "о родителях, калечащих сознание своих детей религиозным дурманом": "Дети уже не ссылаются на запрещение родителей посещать по субботам школу, а утверждают, что они "глубоко верующие" и нарушать законы религии не могут".