Высшими учебными заведениями того времени были иешивы. Там изучали Талмуд и комментарии к нему, своды законов "Мишне Тора", "Шулхан арух" и другие. Туда поступали после хедеров самые способные юноши, в которых никогда не было недостатка, и каждый отец не жалел средств, - если они у него, конечно, были, - чтобы его сын поступил в иешиву и стал ученым. Иешивы существовали в тех общинах, где были авторитетные раввины, и лишь в крупных городах - Львове, Кракове, Люблине - бывало по две-три иешивы. Они содержались за счет общин; учились там, в основном, юноши старше тринадцати лет, пришедшие прямо из хедера, но попадались и взрослые, порой женатые люди. Иногда иешива имела свое собственное здание, но чаще она размещалась в одной из синагог горрда: именно поэтому в польских и русских документах синагогу обычно называли "школой". В иешивах учились семестрами: был летний семестр, был зимний, - а в промежутках каждый ученик имел право учиться там, где он хотел. Учение начиналось с утренней молитвы, продолжалось весь день и затягивалось после перерыва до поздней ночи. Учились старательно, с воодушевлением и громко произносили слова текста, чтобы закрепить их в памяти.
Летописец семнадцатого века Натан Гановер писал: "В каждой общине здесь существовали иешивы, и их главы - рош-иешивы - хорошо оплачивались, чтобы они могли без забот руководить этими школами и всецело отдаваться Торе… Каждая община содержала "бахурим" - юношей, чтобы они учились у рош-иешивы, а при каждом юноше - двух мальчиков, которых он обучал… Если община насчитывала в своей среде пятьдесят семей, то она содержала не менее тридцати юношей и мальчиков. В каждой такой семье столовались юноша и два мальчика, но, во всяком случае, один юноша наравне с родным сыном. Хотя содержание юноше отпускалось общиной, тем не менее семья кормила его за свой счет и снабжала его всем необходимым, а некоторые то же самое делали и по отношению к мальчикам и круглый год кормили трех лиц. И почти не было дома во всей Польше, где не занимались бы Торой…"
В промежутках между семестрами главы иешив и ученики уезжали на ярмарки - во Львов, Люблин, Заслав. Там каждый ученик мог заниматься с любым ученым по своему выбору. Там же руководители иешив набирали себе способных и усердных учеников. "На каждой ярмарке, - писал Натан Гановер, - находилось несколько сот руководителей иешив, несколько тысяч юношей с десятками тысяч мальчиков-учеников. И торговцев бывало там несметное число, словно песок морской, ибо стекались сюда со всех концов света. И каждый, кто имел взрослого сына или дочь-невесту, приезжал на ярмарку, и всякий находил там себе пару. И на каждой ярмарке заключались сотни и тысячи помолвок".
Семейная жизнь евреев Польши и Литвы определялась законами Торы и обычаями, восходящими к далекой древности. Библейское благословение "плодитесь и размножайтесь" является обязательной религиозной заповедью для евреев, и законоучители смотрят на супружескую жизнь, как на наиболее естественное и наиболее нравственное состояние: "Холостой человек живет без радости, без благословения и без счастья". Законоучители советовали быть осторожным при выборе жены: "Торопись в покупке земли, но медли в выборе жены". Они не одобряли женитьбу ради богатства, советовали жениться на девушке из хорошего дома и обязательно обращать внимание на характер и поведение братьев невесты: считалось, что характер будущих детей очень часто похож на характер братьев их матери. "Продай последнее, что имеешь, - говорили законоучители, - и женись на дочери ученого человека". Они не советовали брать жену из более родовитого дома, чем дом мужа, и старая пословица напоминала на этот счет: "Я не желаю сапога, который слишком велик для моей ноги". Законоучители не поощряли браки между стариками и молодыми женщинами, между старухами и молодыми людьми. Говорили в древности: "Добрая жена - драгоценный дар, выпадающий на долю богобоязненного; злая жена - проказа для мужа. Красивая жена - счастье для мужа, дни его жизни удваиваются". И еще предупреждали: "Мужчина высокого роста не должен жениться на высокой женщине, а кто низок ростом - на невысокой женщине; смуглый мужчина не должен жениться на смуглой, белолицый - на белолицей", потому что эти качества могут потом усилиться в потомстве до уродливых размеров. И еще говорили мудрецы: "Украшение лица - борода. Радость сердца - жена. Наследие Божие - сыновья". И еще: "Вот трое, которым жизнь не в жизнь. Ожидающий своего пропитания от других. Одержимый телесными недугами. И находящийся под началом своей жены".
В Польше и Литве юноша вступал в брак в возрасте от тринадцати и до двадцати лет, но лучше всего - в восемнадцать: этот возраст признавали идеальным. Если мужчине минуло уже двадцать лет и он еще не женился без уважительных причин, то еврейский суд имел право заставить его это сделать. Однако, как отмечал рабби Моше Иссерлес, "в настоящее время обыкновенно не прибегают к принудительным мерам". Брачный возраст девушки совпадал с наступлением половой зрелости, но ее отец мог обручить свою дочь и до этого, не спрашивая ее согласия. Закон признавал только желательным, чтобы родители не торопились с обручением, пока дочь не подрастет и сама решит, нравится ей жених или нет. Ранние браки в те времена были частым явлением. Отец невесты, скопив с трудом приданое для дочери, торопился поскорее выдать ее замуж, чтобы не потерять накопленное во время очередного погрома. Таким образом, судьба девушки зависела от того, обручат ли ее в малолетнем возрасте или уже после двенадцати-тринадцати лет, когда ее согласие считалось обязательным.
Первым делом между родителями жениха и невесты заключался письменный договор. В нем указывались размеры приданого и время свадьбы. Почти во всех договорах было непременное условие, что родители жениха или невесты должны после свадьбы дать молодым в своем доме квартиру и стол - в течение двух лет, а половинное содержание - только квартиру - еще два или четыре года. В договоре определялась неустойка - штраф для той стороны, которая нарушит его без уважительной причины. Договор подписывали в присутствии родных и друзей и затем устраивали празднество. Этот договор легко можно было нарушить; свадьба в таких случаях отменялась, а жених и невеста снова становились чужими друг другу. Но если жених вручал или посылал невесте подарки незадолго до венчания, то договор приобретал силу закона.
По еврейскому закону для акта обручения достаточно, чтобы мужчина вручил женщине при двух свидетелях монету или кольцо со словами: "Ты посвящена мне". При такой упрощенности обряда бывали порой недоразумения: иногда комические, а иногда и печальные. Известен случай, когда пятнадцатилетний мальчик закричал во время игры: "Кто хочет взять мое кольцо?" Девочка двенадцати лет попросила кольцо, мальчик надел ей его на палец и сказал: "Ты посвящена мне". Таким образом эта девочка стала по закону женой незнакомого ей мальчика, и Люблинский раввин отметил по этому поводу, что этот шуточный брак может быть расторгнут только лишь путем официального развода. Подобные случаи происходили время от времени, и тут же поднималась суматоха, писали раввинские послания, и бывало даже так, что на ярмарках, при большом стечении народа, объявляли в синагоге, что такую-то девушку - по решению раввинов - следует считать необрученной и свободной.
"Ктуба" - брачный договор - определял обязанности мужа по отношению к жене и количество приданого с каждой стороны. Было принято не обозначать в договоре полный размер приданого, потому что во время свадьбы этот договор зачитывали вслух, при гостях, и оглашение малой суммы могло смутить жениха или невесту из бедной семьи, чье приданое было крохотным. Писали в договоре только обязательный минимум приданого - двести злотых, а на остальное заключали дополнительный договор - "тосфот ктуба", который вслух не зачитывали. Бедные родители часто ограничивались тем, что содержали молодых два года после свадьбы, а одна бедная вдова подарила своему зятю - в виде приданого - место в синагоге, которое принадлежало ее покойному мужу. Бывало и так, что обиженный жених, не получив установленную сумму перед самым венчанием, отказывался идти под "хупу" - свадебный балдахин, когда в доме уже играла музыка, было полно гостей, и толпа во дворе синагоги дожидалась свадебного зрелища. Тогда вмешивались сваты и улаживали все к обоюдному согласию.