Сторонников Франка преследовали повсюду, домовладельцы выселяли их, купцы не хотели вступать с ними в торговые отношения, в синагоги их не впускали, а на улицах часто оскорбляли и били. Бывали случаи, когда франкистам даже отрезали бороды и в таком виде водили по улицам. И тогда Франк и его последователи пошли на сближение с католическим духовенством. Они заявили подольскому епископу юдофобу Дембовскому, что отрекаются от раввинского иудаизма, ведут борьбу против Талмуда, признают кроме Библии священной книгой только книгу "Зогар", и что их учение о трех началах единого Бога близко к христианскому учению о троице, а их вера в божественность души Мессии близка вере христиан в богочеловека.
Духовенство заинтересовалось этой сектой. Епископ Дембовский освободил арестованных франкистов, разрешил им поселиться в окрестностях Каменец Подольского и распространять среди евреев новую свою веру. Чтобы упрочить свое положение, франкисты предложили Дембовскому провести диспут между ними и учеными раввинами. Они даже представили епископу свой манифест, манифест "контрталмудистов" из девяти пунктов, который должен был послужить темой для диспута. Там были, к примеру, такие пункты: Талмуд наполнен богохульством и его следует отвергнуть; Бог может принять облик человека и подвержен всяким страстям, кроме греха; Иерусалим никогда не будет восстановлен, и Мессия больше уже не придет. Раввины попытались уклониться от этого религиозного спора, но Дембовский распорядился привезти их принудительно, - и тогда раввины подчинились, приехали в Каменец Подольский, и диспут состоялся.
Диспуты евреев с иноверцами известны еще со времен Римской империи, но особенно много их было в период раннего христианства. Христианская литература тех времен полна вымышленными диалогами христианина с евреем, каждый из которых заканчивался одной и той же фразой: "Еврей, не имея ответа на поставленный ему вопрос, уступил и обнял христианина". Но на деле часто случалось совсем не так, потому что евреи были блестящими знатоками Священного Писания, и с ними было нелегко спорить. В тринадцатом веке появились миссионеры из ордена доминиканцев, которые навязывали диспуты по вопросам веры, и в частных беседах с ними евреи позволяли себе невероятно смелые ответы. Один священник спросил: почему у вас, у евреев, нет колокольного звона в синагогах? Еврей повел его на рынок, где они услышали крики торговцев дешевой рыбой, которые зазывали покупателей в свои лавочки. Потом они подошли к тому ряду, где продавали дорогие сорта рыбы, и там зазывал не было. "Вот видишь, - сказал еврей, - владельцы хорошего товара не зазывают к себе, потому что сам товар говорит за себя, и поэтому у нас нет колокольного звона". Такие ответы нередко возмущали христиан и подталкивали их на расправы, но во времена инквизиции евреи уже побаивались высказывать вслух свои доводы. Папа Григорий IX вообще запретил христианам вступать в споры с евреями, чтобы простодушные католики не запутались в сетях неверия, а французский король Людовик Святой даже сказал однажды такую фразу, которая была специально записана для потомства: "Никому, - сказал Людовик, - за исключением людей весьма ученых, не следует разрешать вступать в спор с евреями; если, однако, кто-либо услышит речи, поносящие христианскую веру, то он должен защищать ее мечом и вонзить его в тело еврея как можно глубже". В 1239 году Людовик Святой приказал четырем видным раввинам Франции ответить монаху Николаю Донену, крещеному еврею из Ла-Рошели, который утверждал, что в Талмуде содержатся выражения, оскорбительные для Христа и христиан, а также всякие безнравственные высказывания. Раввины опровергли во время диспута все обвинения Донена, но особый трибунал вынес приговор - сжечь Талмуд. И на одной из площадей Парижа в торжественной обстановке были сожжены еврейские книги - двадцать четыре воза книг. По этому поводу рабби Меир из Ротенбурга написал элегию, которая начиналась такими словами: "Спроси, спаленная огнем, что сталось с теми, кто рыдает о страшном жребии твоем!" Были затем диспуты между евреями и христианами (чаще всего крещеными евреями) в Испании, Португалии, Италии и Германии; некоторые из них заканчивались гонениями или даже изгнанием; и в восемнадцатом веке подольский епископ Дембовский снова заставил евреев ответить на вызов, и снова их обвинителями стали бывшие их единоверцы.
Диспут проходил в июне 1757 года в городе Каменец Подольском, но Франк на нем не присутствовал. Франкисты выставили восемнадцать ораторов: Лейба Крысу из Надворной, Элишу и Шломо Шора из Рогатина и других. Им возражали двадцать шесть раввинов, среди которых были рабби Мендель из Сатанова, рабби Лейб из Меджибожа, рабби Йосеф из Могилева в Подолии и рабби Бер из Язловца. Диспут проходил в течение восьми дней, "с утра до вечера, день за днем, исключая праздники". Раввины плохо говорили по-польски, боялись откровенно высказываться по поводу христианских догм, опасаясь будущих гонений, а на стороне сектантов были умелые переводчики из католических богословов и симпатии судьи диспута епископа Дембовского. Раввины доказывали, что Талмуд не содержит в себе оскорбления для христиан, но исход дела был заранее предрешен. Епископ объявил франкистов победителями на диспуте; жителей местечка Ланцкорон приговорил к крупному штрафу в пользу "пострадавших", зачинщиков нападения на сектантов - к телесному наказанию, а Талмуд - к сожжению. В постановлении было сказано: "Экземпляры Талмуда конфискуются, привозятся в Каменец и публично сжигаются рукой палача". Этим же постановлением мужья-франкисты силой могли вернуть себе прежних своих жен, которые самовольно ушли от них. Раввины пытались напомнить о своих привилегиях, об автономии в религиозных вопросах и о неприкосновенности священных книг, но это не помогло.
18 октября 1757 года в Каменец Подольском франкисты передали палачу полный экземпляр Талмуда, а тот уложил книги в мешок, привязал его к хвосту лошади и поволок на рыночную площадь. "Там горел большой костер, - писал современник, - палач вытаскивал из мешка один том за другим, раскрывал его, показывал народу еврейские листы и бросал в огонь. Раввин и прочие евреи разразились громким плачем". По всей Подолии полицейские в сопровождении торжествующих франкистов врывались в дома раввинов, в синагоги и школы и конфисковывали экземпляры Талмуда. Обозы с книгами шли по дорогам Подолии в Каменец, а там их кидали в ров и сжигали.
Казалось, уже ничто не спасет священные книги, но неожиданно произошло "чудо": епископ Дембовский вдруг заболел и умер через три недели после первого сожжения Талмуда. Суеверные священники усмотрели в этом событии Божие наказание и сразу охладели к сектантам, а те горько оплакивали смерть своего покровителя, потому что для них тут же наступили тяжелые времена: "евреи берут верх над нами", писали они в своей хронике. И действительно, правоверные евреи, ожесточенные гонениями на Талмуд, яростно обрушились на отступников. Один из них - Элиша Шор, почитаемый франкистами за "святого", был убит, многие бежали в турецкую Молдавию, но и там евреи их преследовали. Так они и скитались по деревням вдоль польско-турецкой границы, пока не выхлопотали у короля Августа III охранную грамоту с разрешением вернуться в Польшу тем, которые "отреклись от богохульного Талмуда и дошли до познания Бога в трех лицах".
Яаков Франк избрал своей резиденцией деревню Ивань в Подолии, и туда вместе с ним переселились его последователи из Венгрии, Валахии и Молдавии. Он образовал там "братство" и выделил двенадцать наиболее преданных ему лиц - "апостолов", "двенадцать сыновей Яакова", которые управляли всеми делами. Туда съезжались к нему из разных мест, привозили подарки, и Франк жил богато, в свое удовольствие, разыгрывал роль святого и пророка, - уверяли даже, что у него был гарем.
К этому времени он решил принять католичество вместе со своими последователями. Ведь еще Саббатай Цви перешел когда-то в ислам, веру окружающего народа; саббатианцы в Турции тоже считали необходимым прятаться в "скорлупе" магометанства, чтобы сохранить в неприкосновенности "ядро" саббатианства, - Франк в качестве "скорлупы" выбрал теперь католичество. Примириться с правоверными евреями не было уже никакой возможности, а католическая церковь могла стать для отверженных надежным убежищем: под "скорлупой" христианства они надеялись прятать мессианские надежды и тайно соблюдать свои обряды.