Баал Шем Тов говорил: "Иногда кажется, что Бог очень далек от человека. Почему это так? А потому, что долг отца научить сына ходить. Для этого он и удаляется без предупреждения, хотя и рискует, что ребенок споткнется и упадет".
И еще он учил: "Не думай, что ты лучше ближнего твоего. Если ум его не равен твоему, он равен тебе, ибо служит Господу, как может. В глазах Всевышнего червь может значить не менее, чем ты, потому что служит Ему. На это Он и дал силы".
Однажды Баал Шем Тову приснился его будущий сосед по раю. Проснувшись, он пошел к этому человеку и увидел перед собой здорового и крепкого толстяка. "Как замечательно он скрывает свою сущность", - подумал Баал Шем Тов и стал за ним наблюдать. Он заметил, что этот человек сытно завтракал каждый день, в обед ел еще больше, а за ужином - в три раза больше, чем за обедом, - и ни в чем не проявлялась его святость, за которую ему был уготован в будущем рай. "Объясни мне, - сказал, наконец, Баал Шем Тов, - почему ты так много ешь?" "Что же, я тебе скажу, - ответил толстяк. - Тут все дело в моем отце. Он был хорошим евреем, добрым человеком, и всю жизнь жил только Торой и только для Торы. Однажды его схватили разбойники, привязали к дереву и велели поцеловать крест. Конечно же, мой отец отказался. Они безжалостно били его - все равно он отказывался. И тогда разбойники сожгли его на костре. А поскольку он был худым и слабым, то и горел совсем недолго: вспыхнул - и тут же сгорел. И тогда я поклялся: если когда-нибудь придет мой черед, они так просто от меня не отделаются. Я покажу им, что еврей - это не жалкая свечка. Нет! Я буду гореть так долго, что они полопаются от злости! Вот почему я столько ем". "Понимаю, - улыбнувшись, сказал Баал Шем Тов. - Иди, продолжай есть. То, что ты делаешь, ты делаешь хорошо".
* * *
Когда рабби Исраэль Баал Шем Тов видел беду, грозящую евреям, он всегда шел в лес, в одно и то же место, и там он зажигал огонь, читал особую молитву - и несчастье предотвращалось. Позже, когда такая же потребность возникла у его ученика, магида из Межирича, тот приходил в лес на то же самое место и говорил: "Создатель, слушай! Я не знаю, как разжечь огонь, но я еще могу прочитать молитву". И чудо происходило. Уже позднее рабби Моше Лейб из Сасова, чтобы спасти свой народ, отправлялся в лес и там говорил: "Я не знаю, как развести костер, той молитвы я тоже не знаю, но зато я знаю место, и этого должно быть достаточно". И этого на самом деле было достаточно, и чудо свершалось. Затем пришла очередь отводить беду рабби Исраэлю из Ружина. Сидя в своем кресле, он обхватил голову руками и сказал Богу: "Я не знаю, как разжечь костер, не знаю молитвы, даже не могу отыскать в лесу то место. Все, что я могу сделать - пересказать эту историю, и этого должно быть достаточно". И этого было достаточно.
ОЧЕРК ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ
Евреи Польши и Литвы после хмельнитчины. Обнищание общин. Ограничительные законы церкви. Переходы в иудейство. Ритуальные наветы. Восстания гайдамаков. Колиивщина и Уманская резня.
После кровавых событий времен хмельнитчины медленно и с трудом восстанавливались еврейские поселения Волыни и Подолии, Польши, Литвы и Белоруссии. Даже власти понимали, что евреям нужно дать временную передышку, чтобы они снова начали платить большие налоги в государственную казну. Именно поэтому король Ян Казимир даровал им разные льготы и отсрочки по взносу налогов. Король Михаил Вишневецкий подтвердил на коронационном сейме в Варшаве генеральные привилегии польско-литовских евреев. А Ян Собесский в каждую сеймовую конституцию включал один и тот же пункт: "Евреев Короны мы, ради мирного их развития, оставляем при давних правах". Евреи почитали Яна Собесского за его покровительство и называли в своих сочинениях "сыном солнца, королем королей и спасителем своего народа". Но знаменитое право "вето", по которому любой депутат по своему капризу мог сорвать работу сейма, сводило порой на нет самые лучшие королевские постановления. Доходило до того, что паны публично призывали народ не считаться с королевскими приказами. "Если мы будем считаться с правами и привилегиями евреев, - всенародно призывал виленский пан, - то конца этому не будет. Надо их попросту выжить отсюда: одних утопить с камнями на шее, других избить". А толпа кричала в ответ: "Так им и нужно!"
Чтобы оправиться от последствий катастрофы, евреи хватались за любой промысел, несмотря на постановления Ваада, который опасался новых конфликтов с местным населением. Но условия тогдашней жизни были нелегкими: часто повторялись погромы, пожары, эпидемии, от которых страдало еврейское население в тесных своих кварталах. Около 1678 года евреи краковского предместья - как отметили современники - "от двухлетнего поветрия в большей своей части вымерли, а другие бежали от этой заразы в Водзислав, но там ниспослан был на них огонь, и впали они в великую нищету и убожество". А в книге витебского кагала за 1711 год записано: "Вот уже несколько лет, как над нами разразились страшные бедствия… Нужда слишком велика, и одно бедствие следует за другим. Ведь это про нас сказано: "Утром просишь, чтобы настал вечер, а наступает вечер - не дождешься утра". Евреям позволяли существовать, потому что они были источником дохода для казны, для должностных лиц, для любого, кто пожелал бы получить с них "подношение". Недаром говорили: "Кто заступается за евреев, тот уже получил, а кто выступает против них - желает получить".
Расходы на всевозможные нужды увеличивались значительно быстрее скромных доходов тех времен, и, попадая в безвыходное положение, кагалы занимали деньги под огромные проценты: чаще всего у монастырей. Эти проценты надо было выплачивать, и поэтому снова брали кредиты и выплачивали уже проценты на проценты, и многие общины не надеялись рассчитаться когда-либо со своими кредиторами. В Дрогобыче, к примеру, на статью бюджета кагала "погашение долгов и проценты" приходилось три четверти всех расходов общины. Один только познанский кагал к началу восемнадцатого века задолжал около четырехсот тысяч злотых, а долги центрального Ваада доходили до трех миллионов злотых. Депутаты на сеймах заявляли, что евреев приходится терпеть в стране хотя бы потому, что никто не хочет потерять данные взаймы деньги.
Теперь уже кредиторы ставили свои условия, давая в долг деньги. Получив очередной заем в 1666 году, Коронный Ваад вынужден был согласиться с тем, что в случае неаккуратного возврата долга можно будет всякого еврея Короны "на ярмарках, торгах, дорогах и даже в домах грабить, арестовывать, хватать, сажать в тюрьму, угнетать и преследовать", пока долг не будет уплачен. Кроме этого, Ваад согласился, что в случае неуплаты "будут конфискованы все еврейские товары в Короне, закрыты синагоги, евреи будут изгнаны из домов, и на их место поселены христиане", и Ваад не сможет жаловаться на это королю или воеводам.
Чтобы сохранить свое существование, общины изыскивали новые и новые возможности для получения денег. Если кто-либо хотел открыть лавку, мастерскую, купить или построить дом, он должен был уплатить общине установленную сумму и получить взамен "хазаку" - концессию - на данное предприятие. Введена была "хазака" и на право водворения: желающий поселиться в общине должен был заплатить в кагальную кассу значительную сумму. Но денег все равно не хватало на всевозможные налоги и поборы, и тогда ввели налог на предметы потребления, так называемую "коробку", коробочный сбор - на молоко, хлеб, мед, водку и другие продукты, но, в основном, на убой скота, резку птиц и продажу кашерного мяса.
Бывали случаи, когда кагал, срочно нуждаясь в деньгах, освобождал от будущих выплат состоятельного члена общины за единовременный крупный денежный взнос, но эти деньги тут же уходили на покрытие вечных долгов, и вся тяжесть будущего налогового обложения ложилась на рядового члена общины. Это вызывало недовольство, ропот, недоверие, и прежнее уважение к кагальным старшинам сменилось неприязнью и открытой враждой. Богатые члены общины могли уплатить кагалу крупные суммы денег на получение "хазаки" и тем самым избавиться от менее состоятельных конкурентов, а те, беднея из года в год, все свои беды сваливали только на кагал. Кагал оберегал их от будущих бедствий, но кагал их и ограничивал. Все это постепенно создало внутренние напряжения, которые и привели со временем к разрушению кагала.