В тогдашнем польском обществе господствовали суеверия. Верили в колдовство и в злых духов; подозреваемых в сношениях с нечистой силой привлекали к суду и предавали мучительным казням. Очень часто евреям приписывали вину в появлении "чар" и таинственных знаков на домах, а в Новогрудском воеводстве сожгли без суда двух евреек, обвинив их в колдовстве. Христианское население практически ничего не знало о своих соседях-евреях, которые жили обособленно, и верило всевозможным чудовищным небылицам. Любой самый нелепый слух можно было соединить с каким-либо еврейским именем, и этому тут же начинали верить: ведь еврей был чужаком, с незнакомой религией, со странными обычаями, а это вызывало опасения. Некий игумен Орест, оставивший после себя обширные записи, зафиксировал в них безо всяких сомнений следующий "факт": еврейка Шейна, дочь Вульфа, жена Айзика Габриловича, в Могилеве, на Шкловской улице, за валом, родила дитя "неподобное на человека, но похожее на медведя косматого с когтями", и дитя это было похоронено живым.
Не только в народной массе, но и в образованном обществе ходили нелепые рассказы о евреях. Верили, например, что если еврей - потомок Реувена притронется к неспелому плоду, то этот плод завянет, и что посевы у потомков Реувена не дают всходов, а на их могилах не растет трава. Верили, что у потомков Шимона раз в году бывает кровотечение из пальцев рук и ног; что потомки Дана целый месяц в году испускают нестерпимое зловоние, и потому они должны смазывать себя христианской кровью - для устранения этого запаха; что у каждого еврея из колена Гада имеется на голове пятнадцать язв; что у евреев из колена Ашера одна рука короче другой; у потомков Дана - свиные уши; у потомков Йосефа и Биньямина - рот кишит червями, - и тому подобные небылицы, которые даже "подтвердил" некий Франциск, выкрест из евреев. И потому - на этом фоне полного незнания, непонимания и вражды - особенно удивительны случаи перехода христиан в иудейство.
В 1716 году некая вдова Марина Сыровайцова, дочь попа, мещанка города Витебска, показала на следствии, что задумала перейти в иудаизм по собственной воле, без чьих-либо уговоров, так как от своего отца она слышала, что вера иудейская лучше веры христианской. Она не пожелала вернуться в христианство даже под жестокой пыткой и заявила, что готова погибнуть еврейкой "за живого Бога". Суд приговорил вдову Марину к терзанию тела клещами и к сожжению живой на костре. Тот же суд рассматривал дело девицы Марины Войцеховны, которая приняла иудаизм, обвенчалась с евреем и была арестована прямо на свадьбе. После трех пыток она не соглашалась перейти обратно в христианство, и только после четвертой, особенно жестокой, сказала: "Теперь я гнушаюсь еврейской веры, и как прежде верила в распятого Христа, так и сейчас готова за него страдать и умирать". Вместе с ней были взяты со свадьбы ее жених и еще несколько евреев, которые уверяли судей, что они и не подозревали, будто она христианка. Суд приговорил девицу Марину после ее раскаяния "только лишь" к обезглавливанию и сожжению ее тела, а каждый из евреев получил по сто ударов возле позорного столба.
Сохранилась еврейская рукопись восемнадцатого века, в которой рассказывается о графе Валентине Потоцком и пане Зарембе. Оба они учились в Париже и однажды во время загородной прогулки увидели старого еврея, который читал какую-то книгу. "Стали товарищи расспрашивать старца: что в этой книге, что это за письмена и что за язык книги, которую он читал? И ответил им старец: "Язык этот - язык священный, язык еврейский". Попросили они его рассказать им, что написано в книге, и он перевел им с толковым объяснением несколько слов. Понравилось им его объяснение, и спросили они его, все ли правда, что написано в этой книге? И старец отвечал: "Это все истинно верно"… Товарищи стали умолять того старца…, и старец согласился наконец поучить их и назначил им по часу три раза в неделю. В полгода выучили они все Пятикнижие, и вошли в их сердца слова Закона, и стали точно другие люди… И сказал один из них: "Дал я себе слово в душе - убежать отсюда в Амстердам и принять там веру евреев". И отвечал ему его товарищ: "Как ты, так и я…"
Пан Заремба вернулся в Польшу, женился там на дочери богатейшего гетмана Тышкевича и через несколько лет поехал со своей семьей в Амстердам. "Утром второго дня пошел он к раввину города и объявил ему, что желает перейти в веру еврейскую. И отвели ему особый дом и обрезали его и сына его, которому было пять лет. А жена его выглядывала, когда уже муж придет… и вечером пошла со слугою отыскивать мужа и сына. А он послал ей навстречу сказать, чтобы не искала, потому что перешел он в веру еврейскую. Как услышала она это, так и упала на землю без чувств. И поставили ее люди на ноги и спросили ее: что с тобою? А она кричала громким голосом: мой муж стал евреем!… И пошла она в дом, где находился ее муж, а он закричал ей громко, чтобы не подходила к нему: потому что я жид, человек низкий, а ты великая боярыня, дочь гетманская. Заплакала она и сказала: приму же и я еврейскую веру… И стала она еврейкой…" После этого пан Заремба с женой и сыном уехали в Иерусалим и стали там жить.
А его друг - граф Валентин Потоцкий - тоже принял иудаизм в Амстердаме, вернулся затем в Литву, жил возле Вильно, и называли его Авраам. За отпадение от христианской веры он был сожжен всенародно, и пепел его похоронили на еврейском кладбище. День его гибели отмечали в виленской синагоге на второй день праздника Шавуот, и в еврейской памяти он сохранился под именем Гер Цедек, что в переводе с иврита означает - "праведный прозелит". Рукопись заканчивается такими словами: "А второго дня праздника Шавуот вышел приговор, чтобы сжечь его; сильно просили его перед сожжением, чтобы возвратился он в их веру, а он над ними смеялся. Когда же мучили его, он громко и радостно превозносил Бога, говоря: будь благословен Ты, Боже, что освящаешь имя Свое всенародно!… Тогда приказали они палачу вырезать ему язык и вырвать его из затылка… И жил в те дни на Руси человек, который повествовал, что был Гер Цедек в городе Вильно и принял там мученичество всенародно…"
В те времена выходили в свет всевозможные сочинения, в которых обвиняли евреев в совершении ритуальных убийств, и суеверная толпа верила всему, что там было написано. "Как шляхетская вольность невозможна без права "вето", - писал один из обличителей, - так и еврейская маца невозможна без крови христианской". Церковь объявляла святыми мнимых мучеников, якобы убитых евреями, и на поклонение "святым мощам" приходили толпы верующих. Неудивительно поэтому, что в семнадцатом и восемнадцатом веках прошли ритуальные процессы во многих городах Польши. И как правило, по одному и тому же сценарию.
В 1696 году в лесу возле Познани нашли убитого воспитанника иезуитской школы. Родные убитого и местная шляхта тут же обвинили евреев, и вся община во главе с рабби Нафтали Коэном сидела целыми днями в синагоге и молитвами и постом готовилась к мученической смерти. Уже нашлись подготовленные лжесвидетели, назревал судебный процесс, но неожиданно на рынке поймали польскую крестьянку, которая принесла для продажи окровавленную одежду убитого ученика. Убийцей оказался ее сын. В последний момент его пытались уговорить, чтобы всю вину он свалил на евреев, которые, будто бы, подкупили его, - но правда обнаружилась, и "тогда, - записал еврейский летописец, - почернели лица наших врагов, ибо замысел их не осуществился". Но уже в 1736 году в той же самой Познани начался новый ритуальный процесс, который тянулся четыре года. Обвиняемых пытали, но они не признали себя виновными, и двое из них скончались от пыток. В конце концов с общины сняли обвинение, и тем не менее король Август 11 издал на всякий случай декрет, запрещавший всякие сношения евреев с христианами. В этом декрете был даже такой пункт: если еврей станет ласково обращаться с христианским ребенком на улице или заговаривать с ним, а тот потом исчезнет, на этого еврея падет подозрение в убийстве ребенка. К счастью, в те времена мало обращали внимания на королевские декреты.