Кроме местных юношей, в копыльском клаузе обучались и приезжие молодые люди: "бахурим" - холостые и "прушим" - женатые, которые стекались сюда из разных городов для изучения Талмуда. Копыльцы дружелюбно их всех принимали, и когда появлялся очередной юноша с посохом в руке и с котомкой за плечами, его тут же окружали, приветствовали и снабжали "днями", то есть подбирали семь домохозяев, каждый из которых должен был кормить юношу в определенный день недели. Тем самым положение ученика сразу же обеспечивалось: еда у него есть, книг и свечей - сколько угодно, квартира готовая - клауз, а в кровати и подушках он не нуждается - спит на скамье или на земле, подложив под голову свой халат. Жизнь, правда, не роскошная, но зато свободная от забот - для спокойного занятия Талмудом. Была еще одна причина такого радушного приема учеников, особенно холостых. Далеко не всякий в Копыле мог дать приданое своим дочерям, и в таких случаях выручали бедные ученики: отец невесты должен был только пообещать, что несколько лет он станет кормить новобрачных и их детей, - и молодых торжественно вели под хупу.
Немало волнений причинили копыльцам проекты об открытии казенных еврейских училищ. Евреи справедливо недоумевали, почему правительство так сильно вдруг озаботилось их просвещением, тогда как оно не обнаруживало ни малейшего интереса к просвещению христианского населения того же края, которое было поголовно безграмотным и не умело даже читать молитвы. Пришли к заключению, что это новый подкоп под еврейскую веру. Не помогли опять ни молитвы, ни посты, но для копыльцев дело закончилось благополучно. Правда, их обложили новым "свечным" сбором в пользу казенных еврейских училищ, но в самом Копыле училище не открыли, и бурю пронесло мимо. Когда министерство народного просвещения стало силой навязывать меламедам новые учебники, расход на себя снова взяла община. Копыльский еврей повез деньги в Минск, заплатил за эти учебники и там же, в Минске, их и бросил. В который уж раз "все свелось только к деньгам", а между тем началась Крымская война, и о евреях опять позабыли.
Бедна, сера, печальна была жизнь в Копыле всегда, но в последние годы царствования Николая I она сделалась мрачной, мучительной и невыносимой. С учащением рекрутских наборов и особенно с появлением "ловчиков" в копыльском клубе - в клаузе за печкой - только и слышались вздохи, стоны и восклицания: "Доколе, о Господи, доколе?!" Однако же оптимисты-копыльцы и в этой мрачной атмосфере нашли луч надежды, и в чрезмерности страданий они узрели признаки спасения. Репрессии достигли крайних пределов, дальше идти некуда - следовательно, должен наступить поворот. Переживаемые страдания есть не что иное, как "предмессианские муки", а Крымская война - это "война Гога и Магога", которая, по предсказанию пророка, предшествует приходу избавителя-Мессии. В это самое время реб Лейбке долгим постом, молитвами и изучением кабалистических книг вычислил наконец-то время пришествия Мессии и конец страданий Израиля в изгнании. Он взял из псалма одно выражение, которое в переводе на русский язык означает - "как потоки на юге", и определил, что одиннадцать букв этого выражения на иврите есть не что иное, как начальные буквы следующего зашифрованного пророчества: "После смерти Александра Павловича будет царствовать немногие дни Константин, а в дни Николая наступит избавление".
Трудно вообразить, какой восторг вызвало это открытие. Оно пронеслось по всей Белоруссии, из конца в конец; евреи с радостью ожидали приближения мессианского времени, и реб Лейбке был окружен ореолом славы. Но Николай I скончался в свой срок, а Мессия так и не появился. Копыльцы поневоле примирились с этим горем, а реб Лейбке потерял веру в себя, впал из-за этого в уныние и преждевременно сошел в могилу.
В городе Владимире Волынском жила Хана Рохель Вербермахер, которая с детства обращала на себя внимание красотой лица и редкими способностями. Еще ребенком она изучила Тору, научилась писать на иврите, усвоила многое из Талмуда и молилась, как мужчина, три раза в день с таким воодушевлением, что приводила в изумление окружающих. Однажды - рассказывает предание - Хана Рохель долго сидела на кладбище возле могилы своей матери и, в конце концов, задремала. Когда она проснулась, был уже вечер, и на кладбище не оставалось ни одного человека. Девушке стало жутко. В испуге она побежала домой, по дороге споткнулась об одну из могильных плит и упала в обморок. Несколько недель после этого она была опасно больна, не говорила ни слова, и врачи потеряли надежду на ее выздоровление. Но однажды она позвала к себе отца и сказала ему: "Я сейчас была на небе и получила там новую, очень высокую душу". А через несколько дней она выздоровела.
С тех пор Хана Рохель стала вести себя как мужчина. Надевала молитвенные принадлежности - тфилин и таллес, которые носят только мужчины, и по целым дням молилась и изучала Талмуд. Получив наследство после смерти отца, она построила на свои деньги молитвенный дом и при нем - отдельную комнату, где постоянно находилась. Город Владимир Волынский евреи называли Людмиром, и Хану Рохель прозвали "Л юдомирской девой". Слухи о ней распространились по окрестным местечкам: говорили, что она знает тайны неба и земли и умеет исцелять больных. Вокруг нее образовалась группа хасидов, которые называли себя хасидами "Людомирской девы". Они молились в ее молитвенном доме, а по субботам, во время третьей трапезы, собирались послушать ее проповедь, и слова святой девы доносились к ним из соседней комнаты, где она уединялась. Раввины уговаривали ее, чтобы она переменила образ жизни и вышла замуж, но Хана Рохель и слышать об этом не хотела.
Наконец, в это дело вмешался знаменитый цадик рабби Мотель из Чернобыля. Он так говорил про "Людомирскую деву": "Мы не знаем, душа какого цадика переселилась в эту женщину, но трудно все-таки душе цадика найти покой в теле женщины". Рабби Мотель уговорил Хану Рохель выйти замуж, чтобы таким образом перевести ее душу в низшее, нормальное состояние - пробуждением естественных женских чувств и ощущений. Но ее муж не смог жить с такой святой праведницей и вскоре развела с ней. Она вышла замуж вторично - и дело опять закончилось разводом. Однако после первого же замужества слава "Людомирской девы" стала уменьшаться, и многие ее последователи покинули ее. Предание говорит, что на закате дней Хана Рохель уехала в Святую Землю, где в была похоронена.
В 1844 году министерство внутренних дел Российской империи тиражом в сто экземпляров опубликовало особую записку - "Розыскание об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их". Ее составители не знали еврейского языка, не могли пользоваться еврейскими источниками и потому повторили прежние нелепые обвинения. Экземпляры этой записки вручили Николаю I и наследнику престола, великим князьям и членам Государственного Совета. На ее обложке значилось - "по приказанию господина министра внутренних дел", и эта записка стала практически официальным документом и сделала свое дело к моменту появления нового ритуального навета.
Весной 1853 года в окрестностях Саратова нашли тела двух пропавших мальчиков и на обоих трупах обнаружили признаки обрезания. Следователи тут же решили, что это ритуальное убийство, и обвинение пало на всех евреев города - солдат местного гарнизона и нескольких торговцев. Тут же арестовали солдата Михаила Шлифермана, который делал обрезание еврейским детям, арестовали торговца мехами Янкеля Юшкевичера, его крещеного сына Федора Юрлова и многих других. В городе даже не хватило мест в тюрьмах и полицейских участках и пришлось нанимать помещения в частных домах. Вскоре объявились и "свидетели", которые сообщали самые невероятные и противоречивые подробности этого дела. Один из них рассказал, как он случайно зашел в еврейскую молельню и увидел, что евреи - при дневном свете и незапертых дверях - вытачивали кровь из христианского мальчика. А гарнизонная проститутка сообщила следователям, будто бы, со слов жены Юшкевичера, что за бутылочку христианской крови ее муж получил два миллиона рублей, а солдат Шлиферман - четыре миллиона. "Пусть пятьдесят человек показывают, что мы резали мальчиков, - говорила на это жена Юшкевичера, - а все это ложь и клевета. Мы так же резали мальчиков, как вы их резали!" А ее муж во время допросов взывал к небу: "Боже мой, где же Ты? Что Ты там делаешь? Как это допускаешь?!…"