Становой пристав оказался не злым человеком. При нем, как вспоминали с благодарностью копыльцы, многое "свелось только к деньгам", а со временем он так ужился с копыльскими евреями, что по субботам заходил к ним домой, выпивал чарку-другую водки и отведывал их рыбы, до которой был большой охотник. Становой пристав даже предупредил евреев о приезде тайного ревизора, и копыльцы ожидали его прибытия в страхе и трепете. Правда, один смельчак из лавочников отозвался было: "Чего вы, трусы, боитесь? Фальшивых монет не делаем, контрабандой не торгуем: пускай себе приедет!" На смельчака тут же накинулся реб Хаимке и, ухватив его за бороду, крикнул: "А это не контрабанда? А пейсы, а халат - не контрабанда? Мы сами, брат, контрабанда, мы, и жены наши, и дети наши!" Становой пристав распорядился принять меры предосторожности: мальчикам сидеть в хедерах тихо, всем по возможности быть дома и не выходить по делам, а если уж очень необходимо, то не иначе как в шубе (хоть дело было в жарком июле), чтобы под нею не виден был халат, - а поставив воротник, можно было скрыть даже бороду и пейсы. Еще посоветовал становой пристав убрать излишек товаров из лавок, чтобы их количество не повлияло на увеличение мзды. Ревизор приехал, на другое утро благополучно отбыл, и все это обошлось кагалу в какие-нибудь двести рублей. Недаром сказано о Защитнике евреев: "Не спит и не дремлет Страж Израиля".
В Копыле было около двадцати хедеров, и в них обучались все мальчики от четырех до тринадцати лет. Необязательным было учение для девочек, но и те большей частью умели читать молитвы и Пятикнижие в переводе на идиш. Копылец не жалел ничего для воспитания своих детей; нередко бедняк продавал последний подсвечник или последнюю подушку для уплаты меламеду. Знание в Копыле давало вес, значение, а порой и материальные выгоды. Ученые копыльцы бывали обыкновенно слабосильны, бледны, тощи; так и полагалось, ибо сказано: "Тора ослабляет силы человека". Малокровие и хилость считались признаками интеллигентности и благородства и служили лучшими рекомендациями для кандидатов на разные должности, а также для женихов. Рассказывали, что писатель Дик встретил однажды на улице нищего христианина - хилого, тщедушного и с искривленной спиной. "Ах, - воскликнул Дик, - как у "них" все пропадает даром! У нас такой редкий экземпляр был бы, верно, раввином или судьей!" Невежду крайне презирали в городке, но в Копыле круглых невежд и не было, разве что один истопник-водонос Меерке, но тот был идиот. Однако ж и этот идиот кое-как знал молитвы и довольно удовлетворительно произносил благословение над Торой - в тот день, когда читали отрывок, перечислявший бедствия, которые постигнут народ в случае отступления от Закона. Кроме него никто не соглашался выходить с благословением к Торе в тот день, да и Меерке, понимая содержание этого страшного места в Пятикнижии, брал за это с синагоги пятнадцать копеек.
Кроме местных юношей, в копыльском клаузе обучались и приезжие молодые люди: "бахурим" - холостые и "прушим" - женатые, которые стекались сюда из разных городов для изучения Талмуда. Копыльцы дружелюбно их всех принимали, и когда появлялся очередной юноша с посохом в руке и с котомкой за плечами, его тут же окружали, приветствовали и снабжали "днями", то есть подбирали семь домохозяев, каждый из которых должен был кормить юношу в определенный день недели. Тем самым положение ученика сразу же обеспечивалось: еда у него есть, книг и свечей - сколько угодно, квартира готовая - клауз, а в кровати и подушках он не нуждается - спит на скамье или на земле, подложив под голову свой халат. Жизнь, правда, не роскошная, но зато свободная от забот - для спокойного занятия Талмудом. Была еще одна причина такого радушного приема учеников, особенно холостых. Далеко не всякий в Копыле мог дать приданое своим дочерям, и в таких случаях выручали бедные ученики: отец невесты должен был только пообещать, что несколько лет он станет кормить новобрачных и их детей, - и молодых торжественно вели под хупу.
Немало волнений причинили копыльцам проекты об открытии казенных еврейских училищ. Евреи справедливо недоумевали, почему правительство так сильно вдруг озаботилось их просвещением, тогда как оно не обнаруживало ни малейшего интереса к просвещению христианского населения того же края, которое было поголовно безграмотным и не умело даже читать молитвы. Пришли к заключению, что это новый подкоп под еврейскую веру. Не помогли опять ни молитвы, ни посты, но для копыльцев дело закончилось благополучно. Правда, их обложили новым "свечным" сбором в пользу казенных еврейских училищ, но в самом Копыле училище не открыли, и бурю пронесло мимо. Когда министерство народного просвещения стало силой навязывать меламедам новые учебники, расход на себя снова взяла община. Копыльский еврей повез деньги в Минск, заплатил за эти учебники и там же, в Минске, их и бросил. В который уж раз "все свелось только к деньгам", а между тем началась Крымская война, и о евреях опять позабыли.
Бедна, сера, печальна была жизнь в Копыле всегда, но в последние годы царствования Николая I она сделалась мрачной, мучительной и невыносимой. С учащением рекрутских наборов и особенно с появлением "ловчиков" в копыльском клубе - в клаузе за печкой - только и слышались вздохи, стоны и восклицания: "Доколе, о Господи, доколе?!" Однако же оптимисты-копыльцы и в этой мрачной атмосфере нашли луч надежды, и в чрезмерности страданий они узрели признаки спасения. Репрессии достигли крайних пределов, дальше идти некуда - следовательно, должен наступить поворот. Переживаемые страдания есть не что иное, как "предмессианские муки", а Крымская война - это "война Гога и Магога", которая, по предсказанию пророка, предшествует приходу избавителя-Мессии. В это самое время реб Лейбке долгим постом, молитвами и изучением кабалистических книг вычислил наконец-то время пришествия Мессии и конец страданий Израиля в изгнании. Он взял из псалма одно выражение, которое в переводе на русский язык означает - "как потоки на юге", и определил, что одиннадцать букв этого выражения на иврите есть не что иное, как начальные буквы следующего зашифрованного пророчества: "После смерти Александра Павловича будет царствовать немногие дни Константин, а в дни Николая наступит избавление".
Трудно вообразить, какой восторг вызвало это открытие. Оно пронеслось по всей Белоруссии, из конца в конец; евреи с радостью ожидали приближения мессианского времени, и реб Лейбке был окружен ореолом славы. Но Николай I скончался в свой срок, а Мессия так и не появился. Копыльцы поневоле примирились с этим горем, а реб Лейбке потерял веру в себя, впал из-за этого в уныние и преждевременно сошел в могилу.
В городе Владимире Волынском жила Хана Рохель Вербермахер, которая с детства обращала на себя внимание красотой лица и редкими способностями. Еще ребенком она изучила Тору, научилась писать на иврите, усвоила многое из Талмуда и молилась, как мужчина, три раза в день с таким воодушевлением, что приводила в изумление окружающих. Однажды - рассказывает предание - Хана Рохель долго сидела на кладбище возле могилы своей матери и, в конце концов, задремала. Когда она проснулась, был уже вечер, и на кладбище не оставалось ни одного человека. Девушке стало жутко. В испуге она побежала домой, по дороге споткнулась об одну из могильных плит и упала в обморок. Несколько недель после этого она была опасно больна, не говорила ни слова, и врачи потеряли надежду на ее выздоровление. Но однажды она позвала к себе отца и сказала ему: "Я сейчас была на небе и получила там новую, очень высокую душу". А через несколько дней она выздоровела.