В декабре 1941 года в Богдановку прибыл карательный отряд, и началось уничтожение: "Смертников раздевали догола‚ потом подводили к яме‚ ставили на колени лицом к Бугу. Стреляли разрывными пулями в затылок. Трупы сбрасывали вниз. Рядом стояла бочка вина‚ которым убийцы подкреплялись..." – "Многие сопротивлялись, пытались бежать, но их пристреливали на месте…" – " Полицейские под руководством Андрусенко подожгли четыре свинарника, откуда люди не хотели выходить на расстрел. Выскочивших из огня – расстреливали. Большинство сгорело…" – "Так происходило ежедневно до 24 декабря‚ затем был сделан перерыв на три дня ввиду рождественских праздников..." (В праздничные дни заключенных заставили построить плотину на дне оврага, чтобы кровь убитых не стекала в реку.)
Убийством в Богдановке занимались румынские жандармы‚ украинские полицейские и немцы из окрестных сел. В ямы с трупами набрасывали солому с бревнами‚ обливали бензином и поджигали; в огонь кидали живых детей. Жители Богдановки вспоминали после освобождения: "Целыми днями слышались выстрелы, пламя было видно днем и ночью, ветер доносил в село запах человеческого мяса…" Среди немцев особым изуверством отличалась одна женщина: "Она как бы пьянела от жестокости‚ с дикими криками хватала детей и с такой силой разбивала прикладами их головки‚ что мозги разбрызгивались на большие расстояния... Затем проверяли‚ не остался ли кто в живых‚ грузили вещи на машины и с криками "Хайль Гитлер!" уезжали в свои села‚ оставив часть вещей румынам".
5
Румыны провозгласили Одессу столицей Транснистрии. Евреям в столице не нашлось места, и в начале января 1942 года уцелевшим от уничтожения приказали собраться на окраине города‚ в Слободке. "Исключений не было никаких: в гетто должны были явиться и паралитики‚ много лет не встававшие с постели‚ и калеки‚ и тяжелые инфекционные больные‚ и психические больные‚ и роженицы... Одни шли‚ других вели их близкие‚ третьих несли на руках. Немногие имели счастье умереть на своей постели. Кто не шел‚ тех выгоняли бдительные жильцы‚ доносившие о них в полицию..."
Зима. Снег. Ледяной ветер с моря. Температура доходила до тридцати градусов мороза. Не все добрели до Слободки‚ а в гетто лежали вповалку в промерзлых домах‚ валялись на улицах‚ голодали‚ болели – первыми замерзали дети. Александра Подлегаева: " Жителям Слободки запретили давать приют евреям под страхом смерти. Зима была лютая. Сугробы двух-трех метров. Люди погибали, замерзая на снегу… У меня в доме пряталась семья евреев: мать, отец, дочь и двое маленьких детей. Об этом не знал никто…"
Аркадий Хасин: "Увозили нас со Слободки последним этапом. Был яркий солнечный день… Свистели и бросали в нас камни бежавшие за подводами мальчишки. Останавливались на тротуарах, глядели вслед прохожие…" Гетто в Слободке просуществовало недолго. Его обитателей собирали в партии и отправляли из Одессы в те места, где – по уверениям румынского командования – их ожидала работа "для общественной пользы… с вознаграждением пищей и содержанием". Их гнали пешком, в мороз‚ до станции Сортировочная; стариков, инвалидов и обессилевших убивали в пути. На станции всех загоняли в теплушки‚ вбивали до невероятной тесноты‚ утрамбовывали до невозможного.
"Перед посадкой на поезд налетает откуда-то куча хищников – мальчишек-воров‚ грабителей; они набрасываются на беззащитных‚ измученных людей... вырывают из рук корзинки с остатками продуктов..."
"Замерзшие старики не могут подняться в вагоны и стонут тихо‚ жалобно‚ матери теряют детей‚ дети – матерей‚ крики‚ вопли‚ выстрелы..."
"Поезд движется медленно и, кажется, бесконечно. Куда он идет – неизвестно… Люди коченеют от холода‚ застывают без движения, мучаются жаждой. Дети плачут‚ просят есть, пить. Сначала дети‚ а потом и взрослые начинают отправлять тут же свои естественные потребности..."
"Очередная остановка – прибыли. Ночь. Нас вышвыривают вниз, в жижу, в снег с ледяной водой. Темно. Люди ломают ноги при падении, теряют детей. Крики, вопли, стоны…"
Их привозили на станцию Березовка Одесской области. Туда приходили эшелоны с евреями из Одессы‚ Бессарабии‚ Буковины и других мест; многие замерзали в пути и из вагонов выгружали трупы. На станции собирали партии: одних сразу же отправляли на расстрел‚ других гнали дальше в снежную пургу‚ по открытой степи. Из Одессы выходили партии по две-три тысячи человек – до места добирались немногие.
"Нас погнали из Березовки на Доманевку. Когда проходили Мостовое, местные жители набрасывались на людей, у которых было кашне, курточка или платок: "Навыщо вам оцэ потрибно? Вас же зараз будуть вбываты". И вырывали из рук…"
Дороги были усеяны трупами евреев, и по окрестным селам разослали циркуляр: "Принять следующие меры к предотвращению тифа: все трупы лошадей, скота и евреев закапывать на глубину не менее двух метров…" В Доманевке их загоняли в разрушенные дома и сараи; обреченные на смерть теряли рассудок‚ бредили, на навозе‚ рядом с трупами‚ рожала женщина‚ чтобы скончаться к вечеру; голод‚ грязь по колено‚ нечистоты‚ тиф‚ дизентерия‚ агония – смерть. "Постепенно образовывались такие горы трупов‚ что страшно было смотреть!.. Мертвая мать сжимала в объятиях мертвого ребенка. Ветер шевелил седые бороды стариков... Днем и ночью со всех сторон сбегались собаки. Доманевские псы разжирели‚ как бараны. Днем и ночью собаки грызли человеческое мясо‚ грызли человеческие кости. Запах стоял невыносимый... Один из полицейских‚ лаская своего пса‚ говорил: "Ну что‚ Полкан‚ наелся жидами?.."
Начальник полиции в Доманевке, некий Казаков, "участвовал в массовом уничтожении, но этого ему было мало. Разъезжая верхом на лошади, он стрелял в попадавшихся на его пути людей и видно было, что ужас, который он сеял вокруг себя, приносил ему большое удовольствие…" – "Спасаясь от расстрела, многие пытались бежать, но скрыться было некуда. По дорогам шныряли фашисты и полицейские, которые вылавливали и на месте уничтожали беженцев. А те, кто не попадал в руки фашистов, всё равно погибали…"
В селе Градовка Одесской области немцы-колонисты убивали евреев, заполняли телами печи для обжига известняка, обкладывали их соломой‚ обливали керосином и поджигали. В трех печах сожгли около 7000 человек.
6
Лагерь возле села Ахмечетка размещался в бывшем свинарнике, в сараях без крыши; его обитателей не выводили на работу и не кормили.
Давид Стародинский: "Страшнее Ахмечетки трудно что-либо придумать. Тысячи людей, изолированные от внешнего мира, без пищи, обреченные на голодное вымирание. Первыми умирали мужчины, их выносливость уступала женской…" – "Утром, когда люди хотели выйти из бараков (ночью это запрещалось под страхом смерти), полицейские не разрешали до тех пор, пока им не дадут какие-нибудь вещи… Нас держали так часами. Люди, которым нужно было выйти по естественным надобностям, буквально прыгали от боли. Оправляться внутри барака никто не смел – это каралось смертью…" – "Я видел… как в лагерь возвращались, торопясь, двое мальчишек, чтобы поделиться с родителями раздобытым хлебом. Полицейский застрелил обоих у самого лагеря, на глазах их родителей. Из карманов мальчиков выпали куски хлеба, которые полицейский тут же растоптал ногами…"
В Ахмечетке погибли от голода тысячи евреев. "Охранявший лагерь полицейский сказал, что месяц назад он готовился остаться без работы, так как в лагере было всего несколько десятков человек. Но "к счастью", подбросили "свежих", и он не остался без работы…"