«1 марта 1901 года трое рабочих паровозостроительного цеха на ручной вагонетке везли из паровозомодельного цеха в склад 13 железных листов, весом до 75 пудов. Во время движения, неисправная в колесах, вагонетка сошла с рельс и съехавшие с нее листы одному из рабочих — Тимофею Пахомову, переломили правое бедро, и нанесли сильные ушибы стопы и голени. Полученные повреждения заводским врачом М. А. Кармановым признаны тяжкими…»
«17 декабря 1902 года, в котельном цехе завода, обрубщик Петр Песков, работая вместе с другими по подъему козла для перемены старого штока у парового котла, был придавлен слабо державшимися подпорками. Пострадавший отправлен в заводскую больницу, где его положение найдено опасным для жизни».
«Несчастный случай произошел в сталелитейном цехе завода в ночь с 24 на 25 июня 1903 года. Рабочие цеха катили нагруженную скрапом (железные отходы после плавки металла… — Д.С.) тележку, сверху скрапа лежала, в нарушение предписаний инспекции, тяжелая изложница, весом в 60 пудов. Во время хода тележки изложница упала и придавила собою одного из рабочих — Филиппа Васильева. Несчастного освободили из-под изложницы еще с признаками жизни, но на пути в приемный покой он скончался…»
Нельзя сказать, что сормовское заводоуправление совершенно не реагировало на несчастные случаи с рабочими. Нет, оно готово было «возместить ущерб» и делало это довольно охотно, но — только по строгому «прейскуранту», принятому в Санкт-Петербурге правлением общества «Сормово».
Семьям погибших рабочих выплачивался единовременно десятикратный годовой заработок умершего, но только в тех случаях, если в семье не было трудоспособных мужского пола. Если же был, вдове предлагались лишь две трети этой суммы. А там — судись, если хочешь… Вдовы обычно «не хотели судиться»: хотя суд и давал надежду на полное удовлетворение иска, но разбирательства, как правило, затягивались на два, а то и на три года, и осиротевшее семейство, следуя пословице «Лучше синица в руке, чем журавль в небе», соглашалось на заводскую подачку.
При получении же человеком тяжелого повреждения начинался торг. До выхода в 1903 году «Закона о вознаграждении рабочих за увечья», заводской администрации не представляло труда доказать, что несчастье произошло по вине самого рабочего. И доказывала она это, надо сказать, сплошь и рядом. Если в момент аварии близ рабочего не оказывалось свидетеля-товарища, то заводоуправлению почти всегда удавалось доказать в суде «вину» самого пострадавшего. Наличие же свидетелей печального происшествия давало рабочему надежду получить некоторую сумму, размер которой определялся судом, но гораздо чаще — «добровольным соглашением».
Справившись с «прейскурантом» Правления, дирекция завода предлагала мастеровому, совершенно лишившемуся трудоспособности — при потере рук, ног или зрения — получить без суда «в полное погашение всяких претензий» пятьсот рублей, что было чуть больше годового заработка заводского слесаря или токаря средней квалификации, составлявшего 450 рублей. Поэтому сормовичи, имевшие хоть какие-то сбережения, предъявляли заводу иск, который во всех известных случаях удовлетворялся конечной инстанцией — Сенатом суммой в тысячу рублей, что составляло двухгодичный заработок.
Но во всех случаях тяжбы с заводом не были легкими. Особенно потому, что с начала 1900-х годов заводские интересы защищал приглашенный из Петербурга в своем роде талантливый дока-юрист Б. Б. Базилинский. Защищая хозяйские интересы во всех инстанциях — у мирового судьи, перед съездом мировых судей, в Окружном суде, в Судебной палате, в Сенате — Базилинский обнаруживал неистовое рвение, прямо-таки ярость, из-за чего имя заводского юрисконсульта в рабочем быту в 1901–1905 годах произносилось неизменно с ненавистью и презрением.
О судебных процессах богатейшей акционерной компании — в начале девятисотых годов ее капитал составлял 7,5 миллионов рублей — с бедняками-пролетариями, целиком или частично потерявшими трудоспособность на заводской работе, рассказывает обширная уголовная хроника тогдашних газет.
«Дело Барыкина в Нижегородском Окружном суде.
2-го августа 1902 года на Сормовском заводе в паровозокотельном цехе рабочему-котельщику Григорию Барыкину, при чеканке им заклепок у котла, отлетевшим куском металла повредило левый глаз. Увечье это, по мнению поверенного Барыкина, прис. пов. Ещина, произошло по вине администрации завода, так как рабочие снабжаются ею предохранительными очками, непригодными для работы и не отвечающими своему назначению. Очки эти выдаются не врачом-специалистом, а простым конторщиком, надзора за непременным употреблением рабочими очков нет и, кроме того, помещение цеха, где работал Барыкин, в день несчастья не было достаточно освещено.