— Завтра, — согласилась я.
— Беру с тебя слово, Сончик! Надо ловить момент! Наслаждаться по полной, раз уж мы на Лазурном берегу, да ещё и на халяву!
Я попыталась улыбнуться, хотя меня, если честно, раздражает слово «халява». Оно как фальшивая нота, всегда портит любую мелодию. Я однажды сказала об этом Паше, но он пропустил мимо ушей. По его мнению, халява — это простонародное определение удачливости и бережливого отношения к собственным финансам. Вот и сейчас Паша критически посмотрел на меня:
— Мда, что-то ты совсем кислая. Таблетку выпила? Ну давай, ложись, а я тебе расскажу, где мы были и что видели, — Красиков пьяными движениями сбросил с себя одежду, спихнул на пол покрывало, туда же джинсы и рубашку. Опять растянулся на кровати рядом с явным удовольствием. Подставил ладонь под голову, опираясь на локоть, и принялся рассказывать: — Итальянцы — совершенно безбашенный народ. Хорошо, что экзотика и раз в пятилетку, чаще точно не надо. Рядом с такими я бы жить не смог — галдят, орут, жестикулируют! Дурдом натуральный.
— Откуда дурдом? — удивилась я.
— Представь, Лука притащил нас к целой толпе одинаковых бабок на пляже. Они, как в пионерском лагере, вместе зарядку делают, плавают по свистку, песни поют и танцуют чуть ли не «Весёлых утят» на песочке под команды ведущего. Задорный мужик, как из кинокомедии. Все друг другу хлопают. — Паша покачал головой. — Потом у нас чуть глаза не вывалились, когда прямо на пляж приволокли коробок двадцать пиццы. У половины бабок слуховые аппараты, а они веселятся, как дети.
— Ну почему бы им и не повеселиться?
— В таком возрасте надо быть солидней. Уже о душе подумать пора, а не о пицце и маникюре! Хотя ладно, мне-то что! Пусть Лука отдувается, на него бабки повисли, в щеки целуют, обнимают и снова орут: то ли за пиццу благодарят, то ли, наоборот, угощают. Чёртов итальянский, нифига не понятно! Естественно, ни одна тётка ни по-английски, ни по-французски не говорит. Все улыбаются и машут. Я так и не понял, какая именно его бабка. Такое впечатление, что он сын полка.
Я кивнула, придерживая голову и слегка улыбаясь. Вот о Луке сейчас слушать совсем не хотелось, его и так сегодня было слишком много. И я попробовала перевести разговор:
— А потом вы сами пошли в Сен-Рафаэль? Салют смотреть?
— Да не сами! К нам целая толпа итальянцев приклеилась. Опять этот Лука удружил. Видите ли, заявились его приятели на выходные развеяться. Трое парней, две девушки. Ну в целом, нормально. Такие же галдящие дурачки, как и наш повар-итальяшка. А он что-то заскучал и слинял по-быстрому. Наверное, подцепил кого-то.
— А-а… — Я закусила губу и снова почувствовала во рту вкус манго, малины и стыда. Голова закружилась. Вспомнились звонки на его мобильный. Господи, да ведь Лука настоящий Остап Бендер! Он всё рассчитал!
— Ешь тарталетки. Глянь сколько малины, как ты любишь! — Паша кивнул на коробку с угощениями на прикроватной тумбочке.
— Спасибо! Ты заботливый.
— Цени! — Он снова навис надо мной, притянул за талию, вызывая самые противоречивые чувства.
— Ценю, — тихо сказала я и смутилась, будто вру.
Ну что же это я?! Мне же нравилась его уверенность, твёрдость, решительность. Я смотрела на столь знакомое лицо, на высокий лоб, крупноватый нос, упрямый подбородок, делающий его похожим на римского полководца. Черты немного резкие, но очень мужские, глаза неулыбчивые, умные, руки сильные, вот этот шрамик на подбородке, который он поставил в детстве. Паша сказал, что упал на заборчик в палисаднике. Я так хорошо его знаю! Мне же он нравился!
«И сейчас нравится», — сказала я себе твёрдо и чмокнула его… в нос. Почему-то по-другому не получилось.
— Ой, Сончик, — засмеялся Паша, потискал слегка и завалился на спину. — Совсем ты ещё девчонка! Ладно, спи! Я ужасно нагулялся. Устал. Но завтра будь как штык! Завтра с итальяшками едем в Сен-Тропе. На халяву!
Меня опять покоробило. Он подмял под себя белую подушку и, закрывая веки, пробормотал:
— Правильно я тебя выбрал. Неиспорченную. Неизбалованную. Кто бы там что ни говорил…
Паша тут же захрапел, а я озадачилась: «А кто что говорил?» Его родители меня только по скайпу видели, они во Владивостоке живут… А друзей он почему-то домой особенно не приводил. Только встречался на футболе вне дома. Лишь один раз у нас был его знакомый, высокий, хорошо одетый, с роскошным перстнем на пальце, и, как ни удивительно, с шёлковым шейным галстуком под пиджаком. Иван Аристархович был вежлив, разговорчив, но сух. Паша относился к нему не просто с уважением, а с настоящим благоговением. И сказал потом: