Коршунов лихорадочно потёр лоб ладонью.
— Вы думаете, что он всё-таки…
— Не исключаю такой возможности.
— Но, вы говорили, вероятность угодить в такое окно крайне невелика — всё равно, что наступить на единственную растяжку в поле…
— Значит, он наступил.
— Немыслимо. Почему именно он?…
— Вопрос скорее философский.
— Где он теперь?
— Если бы вы дали мне год и неограниченные возможности для решения только одной этой проблемы, я бы дал вам ответ через год. Или через два.
— К чёрту. У нас нет и недели. Хотя, при определённых обстоятельствах, бегство в такое окно могло бы стать единственным шансом на спасение.
— Смотря что спасать, Феликс Петрович.
— Что вы сказали? Михаил Оттович, неужели вы, учёный, материалист, верите в бессмертие души?
— Я не верю.
— Всё-таки не верите!
— Я знаю.
Коршунов стукнул кулаком по столу.
— Перестаньте говорить загадками! Что вы знаете?
— Мне пора спать.
— Извините, Миша, вы же понимаете, насколько волнует меня эта тема. Сядьте, сядьте. Скажите, что вы знаете?
— То же, что и вы.
Коршунов взял себя в руки.
— Хорошо, вернёмся к исчезновению Карклина. Завтра его начнут искать по-настоящему. А в понедельник Змий соберёт Политбюро.
— Попытайтесь занять его должность. У вас появится возможность навсегда закрыть тему «Оружия Сдерживания». Иначе ваш Президент навсегда закроет тему жизни в этой вселенной. Если ему не помешают те, с копытцами и рожками, которые будут раздувать огонь под его сковородкой.
— Да-да… конечно, это крайняя мера… спокойной ночи.
Коршунов откинулся в кресле и прикрыл глаза. В его быстро затуманивающемся сознании крутились кадры видеозаписи и обрывки разговоров.
Вот он почувствовал, что проваливается вниз и падает прямо в Город. Но там теперь сущий ад. Повсюду кипят огромные булькающие котлы, шипят сковороды, полные грешников. Шум стоит такой, что голова идёт кругом. Маленькие вертлявые черти с рожками и копытцами подбрасывают уголь. Другие тыкают вилами тех грешников, которые лезут через край.
Сам Коршунов во время падения зацепился за уступ в скале. Но сколько он сможет продержаться? В полумраке, совсем рядом, он замечает дыру, спасительное «окно», и оттуда ему машет руками и торопит Миша Альтшуллер.
Не всё ещё потерянно. Нужно только подобраться, осторожно двигаясь по узкому щербатому выступу. Он делает один приставной шажок, другой…
И тут сверху падает и цепляется за него ещё один человек. Он трепыхается, кричит, и тянет за собой вниз. Этот человек — Мерехлюдин. В одной связке они летят вниз, в кипящий котёл…
Голова Коршунова упала на грудь, он вздрогнул и проснулся. «Почему именно Мерехлюдин?…» Во мраке горела зелёная лампочка на пульте связи, за плотно завешенными шторами угадывалось приближение рассвета. Ехать домой уже не имело смысла. «Но почему же всё-таки Мерехлюдин?» Так и не найдя ответа, он снова задремал.
Теперь он в куполообразной клетке — один и совершенно голый. Снаружи к прутьям решётки прильнули весело скалящиеся члены Политбюро — Змий, Архаров, Карклин и Коренной. Рядом стоит Рубцов с камерой и злорадно улыбается. Это он всё подстроил.
— Начинайте, — говорит Змий.
— Лечь! — кричит Рубцов через мегафон.
На всякий случай Коршунов послушно ложиться; он думает, что приборы не сработали и решает притворяться.
— Встать! Лечь! Встать! Лечь… Спать!
Коршунов сворачивается калачиком и притворяется спящим.
— Встать, по кругу — бегом!
Коршунов встаёт и начинает бегать по кругу как цирковая лошадь.
— Нет, это не годится, — говорит Змий. — Так любой может. Пускай себе пальцы на руках отъест.
От этих слов у Коршунова начинает болеть сердце, но команда уже прозвучала, и он послушно суёт в рот пальцы и делает вид, что грызёт их, а на самом деле только покусывает, словно разыгравшаяся с хозяином собака. Вот-вот обман вскроется, и прибор включат по-настоящему. Он кусает изо всех сил и просыпается. Вскакивает, трясёт в воздухе обслюнявленными, искусанными пальцами.
Архаров, видевший Карклина последним, потерял его в тот момент, когда Бруно Вольфович, не в силах более сдерживать душившие его рвотные позывы, ухватился за ствол молодой берёзки и принялся блевать, натощак пуская только желчь и слюни…
Но вот, уже в следующее мгновение, он заметил разительные перемены в окружавшем его мире. Стало темнее, в ушах гудело и стучало, а землю и ствол, за который он держался, стало покачивать и трясти. Тошнота отступила, Карклин поднял глаза и огляделся.
Он стоял в вагоне переполненной электрички метро, ухватившись за хромированный вертикальный поручень. Раздавшиеся в стороны пассажиры смотрели на него с отвращением. «Улицы им мало, ещё в метро лезут…» — сказал кто-то. «Сейчас, на станции, позовите кто-нибудь милиционера…»
Поезд замедлил ход, объявили станцию, Карклин рванулся к выходу и смешался с толпой. «Что за дьявол, — бормотал он про себя, — что за дьявол…»
Поднявшись на улицу, он присел на скамейку и вытер струившийся по лицу пот. Для него было совершенно очевидно, что произошла какая-то чертовщина во время демонстрации излучателя. Он всё ещё в Москве, но это совсем не та Москва, в какой он был ещё вчера, 26 августа 71 (1988) года. Перед ним бурлил проспект, переполненный автомобилями иностранного производства. А люди более походили на иностранных туристов…
Карклин посмотрел на тумбу с расклеенными афишами. «Шоу монахов монастыря Шао-Линь». Шоу монахов?… Но вот, вот, самое главное: дата. 27 августа… Нет-нет, не может быть! 2001-го?… Третье тысячелетие от Рождества Христова!!
Итак, с этим следовало смириться. Он в Москве 2001 года, судя по всему, оккупированной вражеской капиталистической державой. С этим ему следовало здесь выжить. Ему?… И тут Карклина ошарашила догадка. Чтобы проверить эту догадку, нужно было позвонить по телефону.
Заметив поблизости упитанного мужчину с мобильной трубкой, он подошёл и умоляюще попросил набрать номер одной из закрытых клиник, принадлежавших ведомству ВПК.
Толстяк снисходительно посмотрел на чудака, одетого в строгий «похоронный» чёрный костюм. Жалобные просьбы о медицинской помощи на него подействовали, он набрал требуемый номер, и Карклин прижал трубку к своему большому уху.
— Вас интересует Карклин? Бруно Вольфович? — удивился его лечащий врач. — Простите, а с кем я имею честь?…
— Я, видите ли, родственник… Приехал с крайнего Севера. Обстоятельства сложились так, что вот уже тринадцать лет я не видел своего родного брата…
— Тринадцать лет? В таком случае это объяснимо. Боюсь, что вынужден буду вас огорчить, господин… Карклин?…
— Да! Валдис Оттович.
— Боюсь, что вынужден буду вас огорчить, Валдис Оттович: вот уже тринадцать лет, день в день, ваш родной брат находится в коматозном состоянии.
— Как?!
— Между жизнью и смертью, господин Карклин. Да-да, внезапный удар без каких бы то ни было видимых причин.
— Адрес!
— Хорошо, не волнуйтесь, записывайте…
Выслушав и запомнив, Карклин сунул телефон в руки понимающе кивнувшего ему владельца. В клинике находился… кто? Он сам… или его двойник… В любом случае, кто-то из них в этом мире совершенно лишний.
Нащупав за пазухой пистолет, он пошёл на противоположную сторону улицы, к автобусной остановке.
Но едва только он ступил на пешеходную разметку, как из-за поворота на большой скорости вырулил огромный тёмно-зелёный джип.
Удар оказался не смертелен. Пострадавший, хотя и потерял сознание, но быстро пришёл в себя. Поднялся и зашагал прочь. Он не произнёс ни слова, но теперь у него была странная, деревянная походка. В его голове больше не существовало ни мыслей, ни воспоминаний. Его физическим телом управлял теперь только один, заданный за минуту до столкновения, алгоритм: проникнуть в палату к двойнику, убить его и уничтожить труп.