— Не о том речь. Ты должен был мне доверять… Я, я бы приняла решение.
— Пусть так, — сказал он, — допустим. Не станем ссориться… Я вел себя неправильно, поскольку тебе, я вижу, хочется, чтобы я был не прав… Но ты по крайней мере могла избавить нас от этой жуткой недели.
— Я ждала.
— Ты выслеживала меня. Тебе надо было, чтобы я упал перед тобой на колени. По-твоему, я недостаточно страдал. До тебя все еще не доходит, что дело Мелио касается меня одного.
Ева встала и отдернула занавески. Они увидели друг друга: он, растрепанный, похудевший, мертвенно-бледный, она без косметики, под глазами мешки, губы бескровные. Такова была первая минута их настоящей близости.
— Это касается меня, — сказала она, — потому что арестуют меня.
— Чепуха! — буркнул Лепра.
Он нагнулся, надел ботинки, поискал расческу.
— Чепуха, потому что никакого письма не было. Теперь я в этом совершенно уверен… Твой муж не способен был так поступить!
— Много ты об этом знаешь!
— Может, и немного… Но у меня было несколько дней на раздумье. И вернулся я для того, чтобы ты перестала бояться.
— Спасибо, — сухо сказала Ева. — Но я не боюсь. Я обо всем распорядилась. Чемодан уложен. Может, ты заметил его в прихожей.
В их голосах звучало раздражение. Чтобы говорить друг другу «ты», им приходилось делать над собой усилие, в этом обращении появилось что-то принужденное, как бы наигранное. Ева вошла в ванную комнату. Лепра обращался к открытой двери.
— Говорю тебе, никакого письма не было. В противном случае мы нашли бы его у Мелио.
— Тогда почему ты скрывался эти четыре дня?
— Послушай, — сказал в отчаянии Лепра. — Не переиначивай все. Пойми. Я не скрывался… Я ездил в Бельгию.
— Зачем?
— И ты еще спрашиваешь!… Тебе неизвестно, что такое ревность?..
— Бедняжка!
— Ох, прошу тебя.
Ева появилась на пороге ванной, держа в руках щетку для волос.
— Ну да, бедняжка! Ты, стало быть, считаешь меня идиоткой? Ты уехал, потому что я тебе надоела… А надоела я тебе с того самого вечера у Мелио, все очень просто.
Она повернулась к зеркалу и, приводя в порядок прическу, продолжала:
— Никуда от этого не денешься… Я тебя не виню, поверь. Ты потерял голову из слабосилия. Ты слабак, Жан. Сознайся же наконец. Но ты ни за что не хочешь с этим согласиться.
— А дальше что?
— А то, что не ради себя я вынуждала тебя к признанию… Ради тебя самого.
— Ну ладно, дело сделано, я признался. Ты довольна?
— Довольна?! Конец любви никогда не бывает хорош.
Захваченный врасплох, Лепра пытался найти примирительный ответ, цепляясь за прежнее, выдуманное им объяснение.
— Но ты же видишь, Ева, я вернулся, а значит, я тебя люблю. Теперь ты знаешь, что нам больше нечего бояться.
В его тоне не было убежденности, молчание становилось гнетущим.
— Душно! — сказал Лепра.
Он распахнул окно и сразу отшатнулся. У тротуара остановилась черная машина, вышедший из нее в сопровождении двоих мужчин Борель оглядывал дом.
— Полиция! — воскликнул Лепра. — Внизу Борель. Ева надела через голову платье, старательно оправила его на бедрах.
— Полиция! — повторил Лепра. — Что это значит?
— И ты еще спрашиваешь! — проронила Ева с ноткой презрения в голосе.
Она умолкла, чтобы уверенной рукой накрасить губы, потом продолжала:
— Пока ты меня ждал в гостиной Мелио, помнишь… Я нашла пластинку и письмо.
Лепра застыл, не смея понять ее слова.
— Пластинку я просто спрятала под плащ. И отправила почтой в понедельник.
— Но зачем? — простонал Лепра.
— Чтобы увидеть, что у тебя за душой.
Она нарочно говорила очень тихо, делая паузы, чтобы нарисовать точный контур губ.
— Я и увидела, — добавила она. — Лучше бы мне не видеть… Я еще колебалась, отправлять ли письмо. А потом ты сбежал.
— Это неправда.
— И тогда, — закончила Ева, — я его отправила… Запри дверь на ключ.
Лепра послушно запер входную дверь. На площадке остановился лифт, без сомнения поднявший троих мужчин. Ева была готова. Она выбрала пару серег, которые тщательно закрепила в ушах, потом вынула из коробки туфли на высоком каблуке. В дверь позвонили.
— Стой, — шепнула она.
Позвонили снова. Потом за дверью начали шептаться.
— Они знают, что мы дома, — пробормотала Ева. — Консьержка им сказала. Они пойдут за слесарем. Еще немного времени у нас есть.
— Ева, — сказал Лепра. — Неужели ты настолько меня ненавидишь?
— Я? Значит, тебе все надо объяснять?.. Я тебе больше не нужна. Ты заживешь своей жизнью, такой, какая тебе по нраву. У тебя нет размаха моего мужа, а впрочем… В тебе есть необузданность, которая в последнее время часто меня удивляла. Когда тебе стукнет пятьдесят, может, ты и станешь таким, каким был он.
Железо лязгнуло о замок. Негромкий скрежет свидетельствовал о том, что вокруг торчащего изнутри ключа ведут терпеливую работу.
— Они принесли отмычки, — заметила Ева по-прежнему невозмутимым голосом. — Борель, должно быть, вообразил, что я покончила с собой. Глупец!
Из спальни через гостиную им была видна прихожая, входная дверь, поблескивающий ключ. Лепра нашел руку Евы, крепко ее стиснул.
— Если бы ты доверилась мне… — начал он.
— Молчи… — сказала она. — Ты наговоришь глупостей… То, что сейчас произойдет, тебя не касается. Это дело между мной и моим мужем… Нас будут судить. И рассудят. И увидят, кто из нас двоих был жертвой другого.
Голос ее дрогнул, но она овладела своим волнением.
— С моей стороны жестоко так говорить с тобой, — продолжала она. — Поверь мне, ты занимал большое место в моей жизни. В конце концов, не твоя вина, что тебе это оказалось не по плечу!… Я пыталась с тобой, как с ним, вести игру без жалости, до конца… Теперь я одна.
Лепра пожал плечами.
— К этому ты всегда и стремилась, — сказал он. На ее лице мгновенно вспыхнул гнев.
— А разве вчера я не была одна? А позавчера? Где ты был тогда? Разве ты не обязан был быть здесь, рядом со мной?
Ключ шевельнулся. Какой-то инструмент прощупывал замок, ища, как к нему подступиться.
— Ты такая же, как все, — заявил Лепра. — Ты тоже сочиняешь для себя новеллу. Тебе надо унизить Фожера, меня, вообще всех, чтобы эту новеллу приукрасить!
— Лжешь! — закричала она.
Вытолкнутый ключ, звонко звякнув, упал на пол. И почти сразу же дверь распахнулась. Борель шагнул первым. Сняв шляпу, он прошел через гостиную. Оба инспектора ждали в прихожей.
— Мадам… — издалека начал Борель. — Вам известно, почему я здесь.
Он был смущен, встревожен. Фразы, которые он заготовил, не подходили к обстоятельствам.
— Я получил некое письмо, — продолжал он. — Я должен просить вас следовать за мной. Я чрезвычайно огорчен.
Он переводил взгляд с Евы на Лепра. Ева шагнула к нему.
— Я признаюсь, — сказала она. — Я убила своего мужа. Наша жизнь превратилась в ад… по его вине. В тот вечер, когда он погиб, он напился пьяным. Он вернулся… между нами произошла ужасная сцена… Чтобы утихомирить его, я согласилась поехать с ним в Париж. По дороге мне пришлось самой сесть за руль, потому что он уже не соображал, что делает. И тут я поняла, что надо с этим кончать. Он заснул. Я устроила аварию… А поздней я убила Мелио. Я докажу, что он стал сообщником моего мужа, чтобы осуществить надо мной гнусную месть. — И голосом, в котором звучало торжество, добавила: — Мсье Лепра ни о чем не знал. Он должен остаться в стороне от этого дела.
Теперь она глядела на Лепра. Он опустил глаза. Она права. У него гора свалилась с плеч. Это было ужасно и в то же время чудесно. Ему словно бы отменили смертный приговор.
— Я в вашем распоряжении, — сказала Ева.
Она прошла мимо Бореля, инспекторы расступились. Один из них хотел взять ее чемодан.
— Не надо, — сказала она. — Я хочу нести его сама. Она обернулась, поглядела на Лепра. Стиснув кулаки, понурив голову, он молчал — молчал изо всех сил. Она мягко улыбнулась. Теперь на него наложено клеймо — он принадлежит ей навеки.
— Прощай, — прошептала она и шагнула через порог. Она победила.