Очевидное убийство
1. Германн. Визит старой дамы.
— Она не могла этого сделать!
Дама, сидевшая напротив меня… впрочем, какая дама? Почти старуха, наверняка не первый год на пенсии. Из тех, у кого всех забот — дача да внуки, а на себя давным-давно рукой махнула — вся в чем-то невнятно-сереньком, влажные волосы кое-как заколоты, о косметике и вспоминать неприлично. И имя ей подстать, такое же обыденное и неброское — Валентина Николаевна.
Хотя если приглядеться…
Не такая уж она и серенькая. Косметики ноль — но лицо ухоженное. И эти руки последний раз встречались с маникюрными щипчиками не больше пары дней назад. А если прислушаться к тому, что она говорит — «юбилей скоро, то есть не то чтобы юбилей, но вроде того» — ей, похоже, и пятидесяти еще нет. Сорок пять, должно быть.
Фраза про то, что какая-то «она» чего-то «не могла» — а посетительница произносила ее уже в пятый или шестой раз — звучала робко, но взгляд при этом напоминал два упрямых гвоздика, острых и несгибаемых.
Дама явилась в редакцию без звонка, и, по логике вещей, не должна была меня застать: я собиралась отправиться домой еще за час до ее прихода. Но, отстрелявшись, то есть отправив дежурные материалы на верстку и объяснив дизайнеру, что вот тут лучше так, а вот тут — эдак, я решила — для вящего душевного спокойствия, да и дождик уже капал — подождать, чтобы взглянуть на готовую полосу. Вот и подождала.
Лужа, натекшая с ее большого, типично мужского зонта, начала подсыхать.
— Она и виделась-то с ним, может, раза три всего…
Я вежливо кивала, почти не слушая. Безобразие, конечно. Стыдно. Однако после суток работы над срочным материалом и жалких двух часов сна трудновато воспринимать что-то сложнее прогноза погоды.
Да и вообще, основная часть наших посетителей — это те, кто пришел «не по адресу». Великий вольнодумец Жан-Жак Руссо, якобы придумавший выражение «четвертая власть», и представить не мог, к каким странным переменам в общественном сознании (или в коллективном бессознательном, быть может?) это приведет. «Словом можно убить, словом можно спасти, словом можно полки за собой повести». Ну да, ну да. Меж тем на один «уотергейт» приходятся десятки и сотни тысяч материалов столь же скандальных, но абсолютно не результативных.
Кого только не заносит в редакцию — от изобретателей вечного двигателя до вкладчиков МММ. Плюс, разумеется, «контактеры» всех мастей и прочие уфологи. А уж если течет кран или бывший муж не платит алиментов — тут, конечно, прямая дорога в ближайшую редакцию, куда ж еще? Почему-то принято считать, что журналист «работает для народа» и значит, обязан решать любые проблемы каждого из представителей этого самого народа. Никому почему-то не интересно, что и меня, и моих коллег так же, как и всех, терроризирует водоканал, так же отключают лифт и задерживают зарплату, которая, кстати, могла бы быть и побольше. Нет, это не просьба о сочувствии. Отнюдь. Но раз у журналистов те же проблемы, что и у всех остальных, значит, рычагов для решения этих проблем у газеты нет — разве не ясно? Ну вот чем, скажите, могу я помочь человеку, которого у вокзала облапошила цыганка? Разыскать ее и, используя все богатство великого и могучего, убедить, что «так делать нехорошо и верните, пожалуйста, этому гражданину его денежки»? Смешно.
К счастью, основная масса народонаселения все-таки довольно ленива, поэтому пользуется телефоном или пишет письма — с такими проще. Хотя тоже всякое бывает. Сорок минут выслушивать «гениального» поэта, рифмующего «отдать — продать» и требующего немедленного опубликования… ухо отваливается, и хочется продолжить рифмованный ряд ближайшей родственницей этого самого «поэта» по женской линии.
Или — у нас кран течет. — А вы в ЖЭК звонили? — Нет, лучше вы им позвоните, если из газеты, они быстрее придут. Конечно-конечно. Когда проблемы с водопроводом возникают у нас в редакции, слесаря появляются ничуть не быстрее, чем на обычный квартирный вызов. Проверено.
Или — скажите, сколько в этом году будет стоить проезд электричкой до дачной зоны. — А почему бы не позвонить на вокзал? — Ну, вы же газета, вы должны знать! После этого тебе еще десять минут объясняют, что работаем мы неправильно, а надо вот так и вот эдак.
Иногда вообще возникает желание открыть на месте редакции филиалы справочной, аптекоуправления, пожарной инспекции, почты — не знаю, чего еще. А ЖЭК пусть газету выпускает.
В общем, из сотни обратившихся дай Бог один — по делу. Среди собственно посетителей эта доля еще меньше. Сразу посылать — невежливо, да и непрофессионально: а вдруг перед тобой тот самый сотый, чья проблема — как раз для газеты. Вот и слушаешь вполуха.
Дождь, похоже, решил, что пора заканчиваться. Узкое окно в торце длинной, на восемь столов, репортерской посветлело. Стало заметно, что моем мы его только до половины — слишком высоко.
— И он сказал, что в «Городской Газете» работает Рита Волкова, она наверняка заинтересуется…
Так. Это, кажется, уже какой-то другой «он». С самого начала речь шла о ком-то вроде бы убитом, значит, он вряд ли способен что бы то ни было советовать. Разве что эта дама вдобавок к странностям внешнего вида еще и спиритизмом увлекается, с духами покойников беседует. Ох, спать как хочется, сил никаких нет!
— Простите, Валентина Николаевна, я не совсем поняла. Он — это кто?
— Вы знаете, Рита… ничего, что я просто по имени? — этот вопрос она задавала уже в третий раз, так что я просто кивнула. — Я не запомнила его фамилии. Милиционер, который со мной разговаривал, он так хорошо отнесся, сказал, что всякие совпадения бывают. Потому что не может этого быть, не могла она, понимаете? — Валентина Николаевна смотрела на меня с нескрываемой надеждой. А я из сумбурного получасового рассказа только и поняла, что у нее есть дочь, которую в чем-то обвиняют, хотя «она не могла этого сделать».
Я что — господь Бог? Но милиционер, который рекомендует Риту Волкову — уже интересно. У меня, конечно, есть знакомые «милиционеры» (особенно если считать всех, кто так или иначе имеет отношение к правоохранительным органам — и собственно милицию, и прокуратуры, и суды). К тому же прорезавшийся года два назад талант влипать во всякие криминальные истории способствует увеличению их, знакомых «милиционеров», количества. Но чтобы делать такие вот «подарочки», мало быть просто знакомым.
— Как он хотя бы выглядел?
— Худощавый такой, русый, — с готовностью начала описывать посетительница. — Обыкновенный. Только глаза такие…
— Синие в зелень, да? Очень яркие?
— Да, точно, — обрадовалась Валентина Николаевна. — Вы ведь его знаете, да?
Хороший вопрос.
Позапрошлым летом моя единственная подруга Лелька получила от неизвестного ей благодетеля роскошное наследство — дом в центре Города. В свете тогдашних ее квартирных проблем это можно было считать чудом. Но так же, как у «чудесных средств», которые, судя по рекламе, лечат все телесные и даже душевные болячки, у лелькиного «чуда» обнаружилась масса побочных эффектов.
Вокруг дома заклубились странные и даже жутковатые события. В общем, разнообразных волнений случилось тогда… изрядно.
Одна из этих «волн» и принесла к нашему порогу непостижимого майора с удивительной красоты глазами. Тогда он подвизался в отделе борьбы с экономическими преступлениями, потом непонятным для меня образом вдруг оказался в «особо тяжких», за маньяком гонялся, который девушек кружевными чулками душил. Замок мне новый на дверь поставил — в порядке тимуровской помощи. То есть, замок поставил, конечно, не маньяк, а как раз господин Ильин, или попросту — Никита Игоревич.
Месяца два назад, когда меня угораздило вляпаться в очередную историю с летальным исходом, я обошлась с Никитой крайне невежливо, даже грубо. Попросту выставила его из своего дома совершенно беспардонным образом. Недели две помучилась — как бы помириться, чтобы он при этом лишних вопросов не задавал, но ничего не придумала. Потом навалилась работа, новые знакомые невероятного обаяния, шашлыки, рыбалка — лето все-таки…
И вот, значит, господин майор сам решил напомнить о себе. А я теперь должна заняться борьбой за мировую справедливость? Она, может, и мировая, но так нечестно. Почему это судьба мне вечно какой-нибудь криминал подсовывает? Я, может, хотела бы побывать героиней дамских романов. Как их там? «Роковой поцелуй», «Смертельная страсть» и все такое. Ужасно интересно, как там персонажи себя чувствуют. Пыталась как-то прочитать что-то в этом роде, но никогда не могла пробиться дальше третьей страницы — по отдельности все слова вроде понятны, а в целом джунгли амазонские. «Юная марсианка потянулась ко мне губами, и я длинно и страстно обнял ее. Всю».