— Когда мадам угодно? Завтра? Сегодня уже поздновато.
Тут уж я едва не откусила край кофейной чашки. Однако сдержалась и, как-то вдруг вспомнив, что звоню не ради сантиментов, а по делу, ответила почти спокойно:
— Мадам пока угодно истребовать аудиенции. И только попробуй сказать, что занят до самой пятницы!
— Не попробую, — хмыкнул Никита Игоревич. — Тем более что пятница — сегодня.
Явился он моментально. Вот если бы не труп господина Челышова, маячивший где-то в отдалении — о господи, ну и картинки у меня получаются! — можно было бы потешить самолюбие и решить, что Никитушка неровно ко мне дышит. И «ковать железо». Сразу. Но — дело прежде всего.
Да что же это за напасть — такой дивный мужик, и вечно между нами какие-то трупы валяются! Н-да, Маргарита Львовна, картинки у тебя получаются действительно… м-м… впечатляющие..
Я пыталась воспринять честно изливаемый на меня поток информации, но размышляла почему-то о совершенно посторонних вещах. Вот за что я Ильина до сих пор терплю? Глаза, конечно, фантастические — но сам-то, при всех своих достоинствах, совершенно невыносим. Призовой зануда. Фирменный. Наверное, за голос, больше не за что.
Ох, ну надо бы уже слушать — что он говорит, а не как. А, Риточка? Сосредоточиться надобно на смысле слов, а не на звуке. Да поняла, отвяжись, огрызнулась я на внутренний голос. Сосредоточиться? Это мы запросто. Хорошо рассказывает, зримо так: багровая лужа крови возле тела и миска ярко-красного салата на кухонном столе. Плюс нежно-розовые оттенки ветчины и контрастные акценты петрушки с укропом.
Что-то, однако, в этой картинке было не так. Наверное, желтого не хватает — и будет полный светофор. Кстати, а с чего это мне вдруг Бах вспомнился?
Из задумчивости меня вывел голос Ильина:
— Может, тебе подушку принести? Никогда бы не подумал, что описание места убийства может служить такой эффективной колыбельной.
— И ничего я не сплю! — огрызнулась я. — Это ты все время о сне думаешь, вот тебе и мерещится. А мне с закрытыми глазами слушать удобнее. Я, может, так лучше сосредотачиваюсь.
— А-а… — понимающе протянул Никита. — Тогда приношу свои извинения. И какие же плоды принесло ваше сосредоточение?
— Желтого не хватает! — автоматически выпалила я. Потом задумалась. — А может, и не желтого…
— Почему желтого? — обалдел Никита. Он, конечно, привык к моим неожиданным броскам, но это, похоже, было чересчур.
— Чтобы полный светофор был. Ладно, забудь, проехали, — слушала я и впрямь не очень внимательно, и, должно быть, поэтому почувствовала настоятельную необходимость поделиться полученной за день информацией. Или хотя бы той ее частью, что поддавалась пересказу и могла бы показаться значимой солидному сотруднику правоохранительных органов. — А знаешь ли ты, что примерно в то время, когда убивали господина Челышова, возле дома, точнее, почти за ним стояла чужая машина?
— Откуда дровишки? — Ильин заинтересованно вздернул бровь.
— С народу, вестимо. А Дине перед тем, как она к Челышову побежала, кто-то звонил.
— Угу, с челышовского номера.
Вот так вот, запросто, да? Я, понимаешь, мучаюсь, пытаюсь придумать, что за звонок выдернул Дину из дома и погнал к бывшему, а тут все, оказывается, совсем просто. Р-рр-р! Вслух рычать я не стала.
— А ты откуда знаешь?
Никита хмыкнул и пожал плечами.
— Обижаешь честного оперативника. И что, тебе легче от того, что звонок был из челышовской квартиры?
— Да вообще-то не очень. Я и сама так думала, только не знаю, куда это прицепить.
— Вот и я не знаю, — вздохнул Никита. — Лучше объясни, что еще за машина?
— Народ не в курсе. Чужая, не местная.
— А твой «народ» что, все местные машины знает?
— Все, — подтвердила я.
— Это, часом, не сосед?
— Нет, тем более что у него окна не туда выходят. Да и чего там с одиннадцатого этажа разглядишь.
— Ну хорошо, стояла машина, и что? Сколько в доме народу? С чего ты взяла, что машина, даже чужая, имеет отношение к убийству?
— Да скорее всего никакого и не имеет, конечно. В подъезде сорок восемь квартир, и приехать могли куда угодно. Правда, в это время в половине квартир хозяева отсутствуют, но, конечно, и двадцать четыре многовато.
— Да погоди ты, не тарахти. С чего ты вообще взяла, что машина приезжала именно в этот подъезд?
— Потому что из нее вышел некий мужчина, вошел «именно в этот подъезд», — передразнила я Никиту. — Затем вышел — «именно из этого подъезда», сел и уехал. А через какое-то время приехали ваши.
— Черт! Ох, извини. Придется повторно опрашивать — к кому был гость. Может, он кого-то дома не застал?
— Это вряд ли. Слишком долго машина стояла.
— Ладно, твой «народ» описать этого визитера может?
— Нет, не думаю. Возраст средний, рост тоже, не негр, бороды нет, очки, может, и были, цвет волос неизвестно какой.
— Мда. Ну и то хлеб, не все же свидетели вроде Гордеева. А машину, значит, запомнил?
— Значит, запомнил, любит он их, видишь ли. Я сказала бы даже, более чем запомнил.
— В каком смысле?
Я пересказала Ильину все, что услышала от Славика. Сохраненный для потомков номер произвел на него даже большее впечатление, чем на меня.
— С ума сойти! Если только машина не в угоне, конечно. Да и сам водитель скорее всего не имеет отношения к убийству — что-то не верится в такой полный идиотизм: приехать, поставить машину у дома, подняться, зарезать и уехать, не обращая внимания на то, что машину мог кто-то заметить — но это ж возможный свидетель. И какой — мечта! Был в подъезде примерно в нужное время, мог что-то видеть, слышать и вообще… Ну, Рита, не ожидал. Пора тебе фамилию менять.
Я едва не свалилась с диванчика. Фамилию менять? Как-то раз господин Ильин уже пробовал примерить мне обручальное кольцо — я, правда, решила тогда, что это такой специфический юмор. Хотелось бы знать — сейчас тоже юмор? Я похлопала глазами — этакое безмозглое создание, из тех, которые так нравятся мужчинам. Но получилось не очень убедительно. Роль очаровательной идиотки мне никогда не удавалась.
— Чего-то я не понимаю. При чем тут моя фамилия?
— При таких талантах, свет моих очей, тебе не Волковой надо называться, а Кио. Или Акопян. Кроликов из шляпы доставать.
Тьфу ты! Интересно, мания величия присуща всем женщинам или это только у меня сдвиг на почве собственной неземной привлекательности для противоположного пола? Почему это формула «пора менять фамилию» тут же пробудила в памяти не что-нибудь, а историю с обручальным кольцом?
Самое смешное, что ясные и недвусмысленные предложения руки и сердца — их, наверное, получает время от времени любая особа женского пола, даже если она совсем Баба Яга — меня эти «предложения» пугают до такой степени, что я начинаю озираться в поисках чего-нибудь, способного заменить сапоги-скороходы. Но тем не менее, если месяц-два никаких предложений не поступает, как-то не по себе становится — как при авитаминозе.
Кстати сказать, популярную легенду про то, что, мол все женщины хотят замуж, наверняка придумали сами мужики. По моему скромному опыту, дело обстоит как раз с точностью до наоборот: только-только романтическая история расцветет всеми положенными ей цветами — мужики сразу «давай жениться». И, конечно, тут уж не до романтики.
14. Генри Шлиман. Путешествие дилетантов.
Вячеслав Платонович, адвокат и по совместительству друг семьи Вишневских, встречу с которым устроила Валентина Николаевна, оказался маленьким кругленьким мужчинкой. Лысина, окруженная серовато-седым венчиком, перхоть на воротнике и в довершение всего — обгрызенные ногти. М-да! Воля ваша, но преуспевающего адвоката я представляла себе как-то иначе.
— Вячеслав Платонович, скажите мне — не как адвокат, как адвокат вы обязаны быть убеждены в невиновности подзащитного — просто как человек. Вы сами верите, что Дина не убивала?