— Она что-то приняла?
— Да, вероятно, валины глазные капли… Валя говорит, зрачки были такие, что радужки не видно.
— Капли на атропине?
— Да. У Дины начались галлюцинации, бред и…
— Не надо. Я примерно представляю, как действует атропин. Она в сознании?
Он покачал головой.
— По-моему, у нее до сих пор бред. Или что-то в этом роде. Она все время повторяет «Я этого не делала».
— Чего — этого?
— Непонятно. Вообще все непонятно. Валя говорит, что проснулась от каких-то непонятных звуков. Это Дину и спасло. Если бы не это… Поневоле в ангела-хранителя уверуешь…
Да уж. Ангел-хранитель — это хорошо. Но, как говорят на Востоке, на Аллаха надейся — а ишака привязывай.
— Знаете, Вячеслав Платонович, мне кажется, что ангел-хранитель, вовремя разбудивший Валентину Николаевну непонятными звуками, тут ни при чем, и звуки были не такие уж непонятные, и вообще Дину спасло не мамино пробуждение, или, по крайней мере, не только оно… Я ошибаюсь?
Вячеслав Платонович несколько запунцовел. Ей-богу, странная стыдливость для адвоката со стажем. При каждой следующей встрече он казался все более и более растерянным. Или это так проявлялась его личная заинтересованность в событиях?
— Вообще-то…
— Думается мне, что ее таки в нужный момент стошнило, еще до того, как ей приспичило разгуливать по квартире, и Валентина Николаевна на нее наткнулась.
— Да, Валя сказала, что там возле дининой кровати… И в коридоре, где она сидела…
— Понятно. Вообще-то атропин не обладает собственно рвотным эффектом, но в данном случае… Отрава есть отрава, и любому организму не очень нравится, когда в него что-то неудобоваримое поступает. Правда… сколько там, в пузырьке объему? Унция? Пол-унции? Никакие спазмы не спасут, если только… Всасывается эта гадость, помнится, довольно быстро. Чтобы хоть сколько-нибудь эффективно желудок очистить, надобно, чтобы в желудке хоть что-то еще было. Вячеслав Платонович, вы, часом, не в курсе, Дина, оказавшись дома, поужинала?
— Я точно не знаю, но, думаю, Валечка ее очень хорошо покормила. Вы же понимаете…
— Я-то понимаю. Вот это ее и спасло, а то, что на нее в коридоре наткнулись, это уже следствие.
— Но все-таки… Если бы она выпила какие-то снотворные…
— Ох, Вячеслав Платонович, на снотворные у разных людей тоже бывают… разные реакции. Медики говорят — нетипичные. И вместо того, чтобы мирно уснуть, человек начинает чертиков ловить, или с всемирным разумом отношения выяснять, или так, за здорово живешь, мышцой играть. Знаете, как весело окружающим, когда кто-то начинает физическую силу демонстрировать, а мозги у него при этом набекрень? Бросьте, дело не в атропине и не в снотворных. Просто организм — или душа, или астральное тело, если эти термины вам больше нравятся — полагает, что жизнь еще не закончилась. И тогда корми его хоть чем, толку не будет. Если человек внутренне хочет выжить — он выживет. А если нет — и в чайной ложке утонет. Но дело даже не в этом. Вам самому не кажется странным, когда человек с намерением отравиться плотно ужинает? В сочетании с отсутствием классической записки. Ведь никакой записки, насколько я полагаю, не было?
Нет, все-таки личная заинтересованность на скорости соображения сколько-нибудь серьезно не сказалась. Думал господин адвокат не больше полминуты.
— Не было. Да… Пожалуй… Если посмотреть на события под таким углом… Действительно странно. Вы полагаете, что… — теперь пауза длилась аж целую минуту, но прерывать ее и выкладывать свои соображения по этому поводу мне что-то не хотелось, пришлось господину адвокату самому изобретать безобидную формулировку, — что события не совсем таковы, какими выглядят?
— Или, проще говоря, Дина отнюдь не пыталась покончить с собой? — сердито буркнула я. — Да ничего я не полагаю. Только одно с другим не вяжется. Хотя, конечно, человек — существо на редкость разнообразное. За какие-нибудь десять минут у него, бывает, жизненные планы меняются прямо-таки радикально. Со всеми вытекающими последствиями. Впрочем, извините за лирическое отступление, давайте по делу. Складывается у меня странное впечатление, что кто-то усиленно старается убедить нас — или соответствующие органы — что смерть Челышова все же на дининой совести, а попытка самоубийства — прямое признание вины, ибо должно свидетельствовать об угрызениях этой самой совести. Или, если хотите, вот вам другая версия: попытка самоубийства — результат разочарования в том, кого Дина столь благородно, хотя, по-моему, весьма бессмысленно, прикрывает. Но, как бы там ни было, нужен был какой-то толчок. Резкая смена курса на пустом месте не возникает. Что-то должно было случиться. Вячеслав Платонович, Дине звонил кто-нибудь? Уже когда она дома была.
— Нет, совершенно определенно нет.
— Во сколько Валентина Николаевна ее… обнаружила?
— Ночью, часа уже в два.
— Из дома она вчера, конечно, не выходила?
— Нет.
— А она кому-нибудь звонила?
Вячеслав Платонович ненадолго задумался.
— Это могло быть. Если она тихонько забрала телефон к себе в комнату… Да, это могло быть.
Господин адвокат, невзирая на личные переживания, глядел на меня со странным интересом, переходящим местами в испуг. Да, надо полагать, Рита неделю назад и Рита сегодня порядком друг от друга отличались. После «Сани на кухне» я казалась сама себе каким-то автоматом, машиной, не знаю, как еще это можно назвать. Наверное, какие-то предохранители в мозгу полетели. Для нежной хрупкой девушки, каковой я пытаюсь — хотя и не очень успешно — если не быть, то хотя бы выглядеть, весьма вредны такие вот… впечатляющие атмосферы. Поневоле станешь роботом, чтобы с ума окончательно не сдвинуться. Дело-то сделать надо?
30. Р. Никсон. Вся королевская рать.
Вот уже две, не то три тысячи лет умные люди уверяют, что пешая ходьба способствует мыслительной активности. Дескать, размышляйте, прогуливаясь, — и результаты ваших прозрений превзойдут самые смелые ожидания. Перипатетики, блин греческий им в сандалию!
Двадцать минут, потребных на то, чтобы дойти от клинической больницы до собственного дома, я потратила на попытки выделить из путаницы событий и обстоятельств какое-то подобие системы. Результаты не удовлетворили бы не только главного ходока по лабиринтам — Тезея, но даже и Минотавра, на что уж у него мозги бычьи.
Самый удобный подозреваемый, если исключить Дину…
А почему, собственно, я ее так уж уверенно исключаю? Потому что все вокруг в один голос уверяют, какая она благородная да замечательная и потому ничего подобного сделать не могла? О-ля-ля! У благородных и замечательных могут быть просто немного другие мотивы, разве нет? Разве не могла она полагать, что избавляет мир от мерзавца, который недостоин существовать? Уж чего-чего, а оснований к тому, чтобы считать Челышова мерзавцем, у Дины было предостаточно. А и Вячеслав Платонович, и Марина независимо друг от друга сообщили оч-чень интересную подробность — Дина сама себе «устанавливала правила», и плевать ей было на мнение окружающих. Отсюда до роли Благородного Ассенизатора, избавляющего мир от грязи, прямо рукой подать. При этом даже у благородных и замечательных вполне может наличествовать стремление избежать контактов с законом. Тем более, если тот не в состоянии покарать пресловутого мерзавца. А у некоторых еще и мозгов вполне достаточно для того, чтобы «избегнуть». И тогда вся наблюдаемая карусель — исключительно запутывание следов, почему нет?
Не выносит вида крови? Так лучшего аргумента в собственную защиту и не придумать. Все знают, что ты «не можешь» этого сделать… В конце концов, сознание-то она теряет от вида крови, а не от мысли о ней — кто мешает садануть человека ножом, а после — если уж и впрямь невтерпеж — грохнуться в обморок?
Отпечатки пальцев? Да то же самое. Можно ведь предположить, что они оставлены намеренно, в расчете как раз на то, что все будут думать — «не бывает таких идиотов, которые не позаботились бы о том, чтобы уничтожить отпечатки».
Один пустячок во все это не укладывается — Ильин полагает, что Дина не убивала. Но, в конце концов, и на старуху проруха бывает.