— Фантастика!
— Никакой фантастики. Девять из десяти убийств так и происходят. Прости им боже, ибо не ведают, что творят. Потому как обычно и вправду не ведают. Но здесь-то ничего подобного. Ни грамма алкоголя, никакой ссоры сосед не слышал, а труп налицо. То есть, на полу. И ножик рядом.
— И откуда ножик?
— С кухни. Хороший такой, острый, узкий, удобный.
— Да, действительно странно, очень уж глупо, — согласилась я. — А ты теперь, значит, хочешь, чтобы я кролика из шляпы достала. А еще лучше шляпу из кролика, вроде давно в чудесах не практиковалась, да?
— Разве это не твоя специальность? — ехидно поинтересовался майор. Я сделала вид, что собираюсь кинуть в него кофейной чашкой, он сделал вид, что уворачивается…
— Значит, тебя не устраивает эмоциональное несоответствие, так? Или еще что-то припас?
— Ну… Телефон протерт, ни одного пальчика. Покойник был чистюля, следов по квартире вообще немного, он, кажется, каждый день пыль отовсюду вытирал. Кстати, на правом косяке комнатной двери отпечатки есть, его собственные, так, парочка, а вот на левом нет. Точнее, все следы, что там есть, очень сильно смазаны. Вроде бы протерли его, но этак небрежно. Значит, кто-то за этот косяк хватался, правильно? Но главное — совершенно чистенький телефон. А примерно за час-полтора до смерти покойник звонил в театр, уточнял график работы.
Н-да, покойник, который звонит, чтобы уточнить график дежурств, — это чудесно.
— Разве летом гардеробщики работают?
— А кто же бинокли выдавать будет? Работают, только не все. Получается, что он позвонил и сразу телефон протер. Не каждый же час он этим занимался?
— Да, каждый час — это, пожалуй, чересчур. Разве что гостя ждал. Или гостью… Ладно, уговорил. Тогда мысль номер раз. Если театр был прикрытием, а средства существования господин Челышов получал от наркотиков… Деньги у него были? В смысле — более-менее ощутимые суммы.
— В квартире — нет. Ни следа наркотиков — ну, это как раз понятно, он же посредник, принял-передал, держать что-то в квартире — идиотом надо быть. Денег — во всяком случае серьезных — в доме тоже не было. Впрочем, серьезные суммы он, конечно, мог хранить и за пределами квартиры, это разумно. Но тайничок мы у него таки обнаружили.
— Следы?
— Наркотиков там, по всей видимости, не бывало. А вот деньги случались. В основном — импортные. Но на момент осмотра — пусто. Пользовались тайничком весьма регулярно, но по времени, сама понимаешь, не определить, насколько давно пусто. Плюс-минус сколько-то дней. То есть, изъять содержимое мог и сам покойник.
— А пальчики?
— Пальчики только хозяйские.
— Ясно, — я задумалась. Действительно, все одно к одному. Но глубокая, почти патологическая любовь к детективной литературе дает интересные результаты: обилие улик в отношении какого-нибудь персонажа начинает означать его, персонажа — почти наверняка — невиновность. В жизни, конечно, все проще. Тот, на кого падают самые подозрительные подозрения, скорее всего и есть убивец. И все же, все же… — А какие отношения были с этим типом у Гордеева, ну, у соседа его, который тело обнаружил?
— А вот этого, ненаглядная моя, я тебе не скажу. Чтобы не сбивать. Попробуй сама с ним пообщаться.
5. Элизабет Тейлор. Идеальный муж.
— Валентина Николаевна, вы извините, что я без звонка, мне бы кое-что уточнить…
— Да-да, конечно, проходите, — она посторонилась, пропуская меня в квартиру. Сегодня передо мной было странно перевернутое отражение той женщины, что приходила в редакцию. Негатив. Или негатив был тогда? Тогда передо мной сидела старая тетка, которой безразлично, как она выглядит. Только взгляд, устремленный на меня, горел надеждой. Пусть последней, бессмысленной и безосновательной, но надеждой. Все прочее — будто уже остывшим пеплом подернуто.
Сегодня и руки, и волосы были в идеальном порядке. Впечатление усиливали легкий, но тщательный макияж, неброские, но изящные бриджи и рубашечка — а ведь она меня не ждала, значит, это обычная домашняя одежда. Хорошо выглядела Валентина Николаевна, ничего не скажешь. А вот огня не было, погас…
Квартирка выглядела чисто, но весьма скромно. Прихожая размером с почтовую марку, где двоим уже не разойтись, прямо перед носом одна комната, вправо другая. Ох, знаю я эту планировку, та комната, что прямо передо мной, метров десять, не больше, вторая, кажется, шестнадцать, максимум восемнадцать. Слева от входа вешалка, за ней крошечный аппендикс, весь состоящий из туалетной и ванной дверей, ведет в кухню. Меня, невзирая на возражения, направили в комнату — подождать, пока хозяйка приготовит кофе. В ту, что справа. Раньше это называлось «зал» — жалкая потуга на аристократизм.
Валентина Николаевна представила меня углубившемуся в кроссворд мужчине, лицо которого казалось смутно знакомым. Повернулась ко мне:
— Это Олег, мой муж.
Имя заставило вздрогнуть — так в автобусе вырывает из задумчивости соседский локоть, вонзившийся тебе под ребра. Я как-то сразу поняла, кого мне напоминает новый знакомый. Олег! Ну конечно! Олег Видов, Морис-мустангер из «Всадника без головы», лет двадцать пять, а то уже и тридцать назад снившийся — или наоборот одаривавший сладкой бессонницей женское население тогдашнего Союза. Сколько их примеряли гордый поворот головы и завораживающе-царственное «Я Луиза Пойндекстер. Пойндекстер!»
Впрочем, я по времени не успела стать поклонницей этого актера, видела только «Всадника», и то значительно позже. И вообще, тот «Морис», кажется, не то умер, не то в Штаты давным-давно свалил? Не помню. Конечно, это не он. Помягче, попроще — но похож, слов нет. Добавь мустангеру четверть века, небольшие брыльки, «гусиные лапки», посыпь песком волосы — и пожалуйста. Не мой герой, но понять могу. Хорош. Даже в этом возрасте. Бесстрашный борец со злом, патологический бессребреник и неутомимый любовник. Рыцарь без страха и упрека.
«Герой» вдумчиво обозрел представленную ему фигуру, то есть меня, и произвел рукой широкий гостеприимный жест. Даже с кресла привстал. Ну что же… В конце концов, покойник изначально был его приятелем.
— Олег… — я сделала внушительную паузу, давая ему возможность сообщить отчество. Он аж рукой замахал:
— Просто Олег, что вы, ничего больше.
— Ну хорошо. В общем, удачно, что я и вас застала. Может, вы мне расскажете немного, что за человек был Сергей Сергеевич Челышов?
Из кресла донесся вздох. Что там пучины Мирового океана!
— Боюсь, что… Это ведь, в сущности, было шапочное знакомство. Хотя и долгое, да. Но отдаленное.
Речь несколько выпадала из образа героя. Зато голос соответствовал на все сто — хорошо поставленный вкрадчивый баритон, хотя и с некоторой долей металла.
— Конечно, конечно, мне говорили, — засуетилась я, подыгрывая светскому тону хозяина. — Но все же… Вы его знали довольно долго, быть может, какие-то мелочи отложились в памяти. — я отправила своему визави лучезарнейшую улыбку из серии «ну мы же все все понимаем» — Знаете, как бывает? Казалось, пустяки, а оказалось…
Олег кивнул, сопроводив кивок изящным жестом «мол, вы только намекните, о чем хотели бы услышать, а я уж расстараюсь».
— Собственно, меня больше всего интересует отношение Сергея Сергеевича к женщинам.
Ох! Олег окинул меня таким взором, что я пожалела о том, что на мне не какие-нибудь зимние «доспехи», в которых тело не только не видно, но даже и не угадывается. Летние одежки настолько минимальны, что защитой от «заинтересованных» взглядов быть никак не могут.
— Ну, собственно… вы ведь все равно узнаете, это все знали…
Мой собеседник как-то замялся, точно предложенная тема была ему категорически неприятна.
— И что же?
— Кошмарное было отношение. Безобразное. Наверное, я потому и не смог с ним общаться. Хотя собеседник он был очень интересный. И обаятельный. Но это его «курица не птица»… Ужасно. Непостижимо, — героическое лицо передернулось гримасой отвращения. Потом сразу просветлело, глаза засияли теплым и нежным светом. — Ведь женщины… В их честь надо гимны слагать и подвиги совершать. Женщина — это самое прекрасное, что создала природа, вы согласны?