Фактически стоял Трайчке в начале нового движения. Он был именно одним из первых интеллектуальных аристократов. Благородной интеллигенции до тех пор собственно пока не было, так как дворянство посылало молодежь до тех пор в рыцарские академии: знание, приобретенное там, играло незначительную роль. Более весомыми были: хорошее поведение, мораль и правила придворной жизни для от танцев и фехтования вплоть до обычного прислуживания. Значение этих рыцарских академий следует из того факта, что Фридрих II рыцарским академиям в Берлине выделил в тридцать раз большую сумму, чем требовалось для семинарии преподавателей (Lehrereseminar, Высшая школа для подготовки преподавателей). (Koch, 59)
Такой была эта новая благородная интеллигенция, которая обладала мышлением вильгельмского государства, и вскоре вновь контролировала также мышление открытости. «Либеральное гражданство (Burgertum, буржуазия) исчезало чрезвычайно быстро. Если буржуазии хотелось принимать участие в ведомственном патронаже, то она должна была она просто задать политический смысл свободы». (E. Kehr, согласно Massing,151). «Особенно превышало себя в адаптации консервативной морали и потребления, которые считались реквизитами патриотизма, молодое поколение». (Massing, 151) Поэтому оно в своих услугах предлагало разжигание мировой войны, что также могло бы быть представлено как доказательство патриотизма. Хотя результат этой войны не подходил бы к этому замыслу, старое мышление оставалось все же определяющим для нового государства. Так что народное движение с полным основанием могло подразумеваться как восстановление. Адольф Гитлер в «Моей борьбе»: «Народное государство должно ... всю воспитательную работу направлять в первую очередь не на нагнетание голого знания, а на воспитание здоровых тел. Только во вторую очередь приходит тогда образование умственных способностей. Но здесь снова во главе развития характера должно быть особенно требование силы воли и силы решения... и научное обучение должно быть только как последнее». (Мюллер, 97)
Глава 23
Право издания экономической современности.
После того, как было разрушено революционное первоначальное христианство в средневековье в ее динамичной энергии, в остальном носителем пацифистско-эгалитарно-рационалистических цивилизаций оставалось только иудейство. Мы совершено здесь не хотим далее обсуждать опускание к варварству, которое западно-христианское общество претерпело вместе с позднесредневековыми кострами ведьм (с 1275 года), погромами и агрессивной нетерпимостью, так как это уже часто было предметом критики. Мы намного больше хотим критиковать саму теорию, так как именно то общество, которое было организовано как военое, статическое классовое общество, все же должно быть в таком положении, что в ранней современности (раннем новом времени) само собой могло проявиться как общество рациональное, равное (egalitare, эгалитарный), рыночно- и соревновательно сориентированное. Но если дворянство имело привилегии на обязательную работу крестьян и на свое господство над их крепостными—то почему же привилегированные коммерсанты должны были отказываться от монополии?
Традиционная теория истории постулирует, что ответственной за этот процесс должна быть восходящая буржуазия, но она была не в состоянии доказать это утверждение. В исторической реальности не существует просто никакой рациональной, эгалитарной, динамичной и ориентированной на соревнование и рынок концепции вне иудейства. Итак, если статическое, доктринарное и частично нерациональная классовое общество раскрывалась, то энергия для этого могла прибыть только из культуры иудейства. Затем можно раскрыть книгу по истории иудеев, и там найти все указания, которых не хватает для историков экономики. Узнается, например, «что многие из полученных докуметов из архива государства Венеция о венецианских коммерсантах, которые вели торговлю с Ближним Востоком, представлены на гебрейском шрифте». (Lewis, Juden («Иудеи»), S. 122). И затем узнается, также, например, что немецкое банковское дело XIX столетия является плодом иудейского развития: «Как и в более ранние столетия, так и в этот раз христианские финансисты были слишком осторожны, чтобы предпринимать неизвестные и большие рискованные попытки решенрия новых задач. Эта функция приходилась в первой половине XIX столетия теперь на пришедшую частную предпринимательскую деятельность ряда банков, которые были соданы по существу иудеями. (...) Наряду с большими банками возникает теперь целый ряд мелких и средних иудейских банковских контор, главной задачей которых стала обеспечивать кредиты для торговли и предпринимательской деятельности в сегодняшних стремительно процветающих городах». (H.M. Graupe. Die Entstehung des Moderne Judentums, («Возникновение современного иудейства»), Гамбург в 1969, S. 239/240).