— Нет. Это было твоей мечтой, но мечта давно умерла. Ты стал безжалостным, Акила. Посмотри в окно. Посмотри на казненных тобою людей.
— Врагов, Лукьен. Людей, которые дали мне отпор. Врагов вроде тебя.
— Тогда я был прав, — сказал Лукьен. — И все это из-за меня. Ну ладно, теперь можно с этим покончить, — он поднял руки, показывая, насколько беззащитен. — Я здесь, Акила. Я твой. Убей меня и покончи с этим ужасом.
— О, ты умрешь, без сомнения, — заверил Трагер. — Но вначале скажешь нам, где Гримхольд, — он оскалил зубы в волчьей улыбке. — А потом я лично получу удовольствие, когда буду казнить тебя.
Лукьен не обращал на него внимания. Вместо этого он не сводил глаз с Акилы.
— Ты можешь пытать меня, но я не скажу ничего. Нечеловеки хорошие люди, и я не предам их.
— Нет, — бросил Акила. — Ты не станешь предавать горстку уродов. Только своего собственного короля.
— Взгляни на меня, Акила. Со мной покончено. Ты победил. Оставь Нечеловеков. Они ничего тебе не сделали.
Акила изучал изуродованное лицо Лукьена, видел морщины на красной обожженной коже. Зрелище ошеломляло его.
— Да, — мягко проговорил он. — Я победил тебя, разве не так? — он сделал шаг вперед и прикоснулся к повязке. Лукьен вздрогнул, но не отодвинулся. — Как это случилось?
— В Норворе, — ответил Лукьен. — Давным-давно.
— Это изменило тебя. Ты выглядишь… старше.
— Мы все изменились, Акила. Особенно ты. Ты ведь был добрым человеком, помнишь? И тебя любили.
Акила выдавил горькую усмешку.
— Значит, они любили глупца. Я больше не тот дурачок.
— Но ты все еще можешь быть добрым. Можешь сделать хотя бы одну хорошую вещь, — настаивал Лукьен. — Я уже в твоих руках. Тебе нет нужды идти на Гримхольд.
— Если ты считаешь, что это спасет тебя от меня — что ж, продолжай, — заметил Трагер.
Лукьен повернулся к генералу.
— Ну давай, истязай меня! — кричал он. — Пытай, можешь убить, делай, что угодно. Но я никогда не расскажу тебе, где находится Гримхольд, Трагер. И вот еще что, Акила. Я знаю, что даже в тебе осталось что-то хорошее. Можешь убить меня, у тебя есть на это право. Но если пострадают Нечеловеки, ты будешь настоящим убийцей.
Акиле невыносимо было слышать все это, он отвернулся. Обвиняющие речи больно жалили его. Один вид Лукьена ослабил его.
Он повернулся к окну.
— Ты умрешь, Лукьен, — вымолвил он. Ему не хотелось издавать указ, но дело зашло слишком далеко. Теперь его уже не замять. — Завтра, на рассвете. Я сам убью тебя.
В стекле отразилось потрясенное лицо Лукьена.
— Я должен пойти на это, Лукьен. Ты должен умереть за свои злодеяния, и я сам приведу приговор в исполнение.
К удивлению Акилы, Лукьен просто кивнул.
— Если таково твое желание, я принимаю его. Но как насчет Гримхольда?
Акила даже повернулся и с недоверием посмотрел на него.
— Ты что, не слышал? Ты умрешь, Лукьен.
— Я слышал. Но, пожалуйста, ответь мне. Ты будешь искать Гримхольд?
Акила просто онемел.
— Да почему ты вообще заботишься о них? Твоя жизнь кончена! Разве что-нибудь еще может иметь для тебя значение?
— Их стоит спасать, — возразил Лукьен. Он подошел к Акиле с умоляющим выражением лица. — Я был с ними и знаю, что они добрые люди. Они не причинили тебе вреда. И… — он замешкался на мгновение. — Королева Кассандра тоже хотела их спасти.
— Что? — лицо Акилы исказилось.
— Это правда, — продолжал Лукьен. — Когда она узнала о твоих планах пойти на Джадор, то послала за мной. Она хотела сама отправиться туда вместе со мной и вернуть амулет, а также предупредить их об опасности.
— Это неправда!
— Правда! — воскликнул Лукьен. — Она понимала, что ты не в себе. Говорила, что это напоминает болезнь, и теперь я тоже вижу ее признаки.
Эти слова потрясли Акилу. Он прислонился к окну.
— Кассандра любила меня, — прошептал он. — Я знаю, что любила.
— Любила, Акила, — сказал Лукьен. — Но она знала, что ты болен. И никогда не хотела, чтобы ты уничтожил Нечеловеков. Если память о ней что-нибудь значит для тебя…
— Память о ней — это все, что осталось, ведь ты забрал ее у меня, — простонал Акила. — И ты убил ее, — он с недоверием посмотрел на бывшего друга. — Ты убил ее, Лукьен. Как ты мог это сделать? Говоришь, что любил ее, а сам — убил.
Лукьен опустил глаза, не в силах выдерживать взгляд Акилы.
— Вот почему я заслуживаю смерти, — тихо сказал он.
— Вот ты и умрешь, — заключил Трагер. Он снова не сводил глаз с Лукьена. — Позволь мне забрать его, Акила. Пусть проведет последние часы в камере.
Дрожа всем телом, Акила пробормотал:
— Да. Да. Забери его.
Трагер повел Лукьена к двери.
— Пойдем, капитан. Мы приготовили тебе отличную комнату.
— Акила, скажи мне, что пощадишь их! — кричал Лукьен.
— Ступай! — Трагер вытолкнул его вон.
— Акила, скажи же!
— Посади его в камеру, — сказал Акила. — А потом я подумаю над этим, Лукьен.
— Что? — вмешался Трагер. Он даже остановился. — Акила, не слушай его, все это ложь! Ты прошел такой путь. Неужели поворачивать назад?
— Разве стоит убивать хороших людей, Уилл? — спросил Акила.
— У них ваши амулеты! — сказал Трагер. Он указал на Лукьена. — А еще они укрывали этого негодяя! Хорошие люди? Уроды, Акила! Враги!
Акила подумал минуту; его ум метался между двух аргументов. Затем он отослал Трагера:
— Забери его. Мне надо побыть одному.
Трагер уныло вздохнул и открыл двери тронного зала. Двое солдат уже поджидали там. Он велел им взять Лукьена. Акила смотрел, как они тащат рыцаря прочь. Когда все исчезли из виду, он вернулся на трон. Встреча всколыхнула в нем все. Он слышал голос Лукьена, снова и снова звучащий в сознании. Он говорил о Кассандре. Ему захотелось выпить.
«Нет, — сказал он себе. — Никакой выпивки».
А выпить хотелось отчаянно. Без помощи алкоголя как дотянуть до рассвета?
55
После целого дня пути Гилвин, наконец, добрался до Джадора. Город ярко сверкал среди песков в лучах заходящего солнца. Юноша очень устал, но воды у него было достаточно, чтобы отпраздновать победу. Он отвязал один из мехов с водой и сделал долгий глоток. Он гордился поездкой, и крил разделил его победу. Ящер отвечал звуком, напоминающим громкое мурлыкание. Они легко выскользнули из Гримхольда, и никто их не преследовал. Юноша не знал, обнаружила ли Миникин его побег, хотя, наверное, сейчас уже обнаружила. Но это неважно. Он достиг Джадора, просто держа нос крила на восток и подсказывая, где найти «дом». Он бежал по пустыне безостановочно. Хотя Гилвин чувствовал усталость ящера, он также понимал, что животное может еще бежать вперед и легко закончить путешествие.
Но идти вперед нельзя.
Теперь их судьба должна решиться. Гилвин соскользнул со спины крила.
— Все, — сказал он ему, похлопывая по длинной шее. — Дальше со мной нельзя.
Рептилия растерянно заморгала. Он печально улыбнулся.
— Ты будешь ждать меня здесь, — объяснил он. — Я не могу рисковать потерять тебя, Изумруд. Лиирийцы могут убить тебя, если увидят. А если мне все удастся, ты мне понадобишься для возвращения в Гримхольд.
Изумруд ответил с почти человеческим пониманием. Гилвин знал, что слово «если» ему не нравится.
— Ну ладно, когда мне все удастся. По любому, ты будешь мне нужен, — он оглянулся на путь, который они проделали. Вдалеке виднелись холмы. — Туда, — указал он на холмы. — Если будешь ждать меня там, то тебя не обнаружат. Скоро стемнеет. Ты будешь в безопасности.
Если бы Изумруд был человеком, то помотал бы головой. Он смотрел на город.
— Нет, — воскликнул Гилвин. — Это недалеко. Я дойду даже с моей ногой, — юноша нежно потрепал зверя по шее. — И возьму с собой воду. Все будет хорошо.
Крил все еще сопротивлялся, но ему пришлось склонить голову в знак согласия.
— Хорошо. А теперь иди. Я вернусь, как только смогу, — он привязал мех с водой к поясу и повернулся к Джадору. Быстро сгущалась тьма — надо спешить. Сделав несколько шагов, он обернулся и увидел, что Изумруд наблюдает за ним. — Иди же! — крикнул он. — Я именно это имел в виду!