— Сядь туда, парень, — скомандовал король.
Гилвин подчинился, опускаясь на мягкие зеленые шелка. Прежде, когда он еще беседовал с Призраком, у него вырисовалась некая схема. Теперь же настал момент проверить это на практике. Он с ужасом думал, не исчез ли Призрак, но сейчас, из-за беспокойства, не мог разглядеть искорки.
— Ты привез какое-то послание, — начал король. — Говори же.
Гилвин замешкался.
— Милорд почтил меня своей аудиенцией. Я недостоин этой чести.
Король зевнул. Он выглядел жутко усталым.
«Нет, не то, — подумал Гилвин. — Слишком патетично. Нужно говорить, как с маленьким мальчиком».
— Милорд, моя весть из Гримхольда такова, — продолжал он. — Они вам не враги. Они просто люди, вроде меня, те, кому вы когда-то хотели помочь, — он протянул королю свою увечную руку. — Вы правы, милорд, я не могу причинить вам вреда. И никто из народа Гримхольда тоже не может. И не хотят. Они просто хотят жить в мире, чтобы их никто не трогал.
Ну вот, он и сказал это. Он наблюдал за реакцией Акилы. К его удивлению, король издал сдавленный смешок.
— Ты привел те же аргументы, что и Лукьен, юный Томз. Это меня не впечатляет. И если это все, что ты хочешь сказать, можешь присоединиться к своему дружку-предателю в подвале.
Гилвин почувствовал панику.
— Нет, милорд, послушайте меня…
— Ты ничего нового мне не сказал, — перебил Акила. — Просто пришел просить за Лукьена, — он поставил стакан с тяжелым вздохом. — О Небо, всегда все за него просят! У него есть способ завоевывать сердца… — король закрыл глаза. — Не говори мне, какой он хороший человек, Гилвин Томз. Не говори, что у него доброе сердце и что он сожалеет. Он убил мою жену.
— Я знаю, — ответил Гилвин. — Я вовсе и не утверждаю, что он невиновен. Он причинил вам вред, милорд. Но ведь вы способны на прощение, — Гилвин улыбнулся. — Я знаю это. Что бы еще заставило вас беседовать со мной?
— Это меня забавляет, — сказал король.
— Нет. Вы хотите со мной беседовать. Я рисковал, придя сюда, ради вашей веры в Лукьена. И потому, что Фиггис говорил мне, какой вы особенный человек. И — пожалуйста — вы разговариваете со мной, вместо того, чтобы послать меня в темницу, — Гилвин наклонился вперед, дабы усилить впечатление. — Вы все еще Акила Добрый.
Акила горько рассмеялся.
— Акила-Пьяница, ты хотел сказать. Акила-Убийца. Вот как меня называют, и ты это знаешь. Даже мои люди. Они не подозревают, что я это слышу.
— Значит, они ошибаются насчет вас, милорд. Они не знают, каким вы были.
— А ты знаешь? — спросил Акила. — Хм. Юношеская вера. Прекрасно, но бесполезно.
— Я знаю, каким вы были, милорд, — воскликнул Гилвин. Он усиливал впечатление, стараясь не переборщить, дабы не вспугнуть безумца. — Знаю, что вы любили книги, любили знания, любили Кассандру больше всего на свете.
Лицо Акилы стало печальным.
— Да. Любил.
— И еще вы любили Лукьена.
И снова Гилвин наблюдал за реакцией. Время словно остановилось. По печальному лицу Акилы прошла судорога. Он не мог говорить. Слезы подступили к глазам. Гилвин ухватился за этот шанс. Он поднялся с кушетки и упал на одно колено перед королем.
— Милорд, — мягко сказал он. — У меня действительно есть для вас послание.
Акила с надеждой смотрел на него налитыми кровью глазами.
— Правда? Так скажи же мне.
— Вот оно, — Гилвин снова протянул руку королю. Король смотрел, не понимая.
— Твоя рука? И что это такое?
— Рука и нога, которые выглядят так с моего рождения, — сказал Гилвин. — В другом месте я был бы отщепенцем. Когда умерла моя мать, некому было позаботиться обо мне. Я был бы нищим.
Акила медленно начал понимать. С пьяной улыбкой он произнес:
— Но ты не нищий.
— Нет. Потому что мне было куда пойти. Это место построили вы, милорд. Мать рассказывала мне, как вы увидели меня в первый раз. Помните, милорд?
— Да, — мягко произнес Акила. Его разум словно совершил путешествие на много лет назад. — Помню…
— Вы сказали моей матери…
— Я сказал ей, что для тебя всегда будет место в Лайонкипе, — говоря это, Акила не смотрел на Гилвина. Его взгляд был устремлен в пространство. — Сказал, что я строю новую Лиирию.
— Верно, — произнес Гилвин. — И вам это удалось, милорд. Вы создали место для меня, когда строили библиотеку. Вы принесли в Лиирию знания, — его голос немного дрожал, но необходимо было сказать еще одну вещь. — Вы спасли мою жизнь, король Акила. И я никогда прежде не имел возможности поблагодарить вас, — он слегка пожал плечами. — Вот мое послание.
Из глаза Акилы выкатилась одна-единственная слеза. Он смахнул ее рукавом несвежей рубахи.
— Я так старался, — прошептал он. — Знать, что сумел помочь тебе… это великий дар, мой мальчик.
Он потрясающе изменился. Сердитое, искаженное лицо смягчилось, словно залитое солнцем. Гилвин знал, что сумел добраться до сердца Акилы. Его простые добрые слова растопили лед.
— Милорд, — продолжал он. — Я знаю, вы добрый человек.
— Я злодей, Томз, — прохрипел Акила. Он опустил глаза, и на лице его читалось отвращение к самому себе. — Посмотри, каким меня сделал мир. Я горький пьяница. И потерял все. Все…
Он заплакал, сотрясаясь в рыданиях, захлебываясь пьяными слезами. В сердцах он сбросил графин с возвышения и закрыл лицо грязными руками.
— Для меня невыносимо слышать то, что говорят о вас другие, милорд, — сказал Гилвин. — Для меня вы всегда Акила Добрый. Человек, который спас меня.
Акила поднял руку.
— Пожалуйста… Я не могу этого слышать.
Гилвин встал на колени.
— Милорд! Лукьен любит вас.
— Перестань!
— Это правда, и неважно, нужна ли вам его любовь. Вот почему он пришел к вам. Не просто спасти Гримхольд, но увидеть вас снова. Я знаю, — Гилвин подождал, пока его слова дойдут до короля, а затем произнес: — Пожалуйста, милорд, простите его.
В глухих камерах под зданием дворца время тянулось бесконечно. Стояла невыносимая жара. Пол и стены покрывал густой слой пыли, накопившейся за десятилетия, ворота, ведущие в темницу, проржавели и издавали громкое скрипение. Света было немного — лишь от единственного факела. Он освещал бесстрастное лицо Трагера, откинувшегося назад в кресле, балансируя на двух ножках. Он, кажется, не замечал ни жары, ни пыли, ибо весь находился во власти злорадного удовольствия. Лукьен сидел на полу камеры, прижавшись к стене спиной. Стена была прохладной, и это хоть немного спасало. Руки рыцаря связаны за спиной и прикованы к железной стенке — совершенно излишняя мера, но Трагер настоял на ней. Генерал держал в руках кинжал, которым время от времени поигрывал, да еще и посвистывал при этом, бросая взгляды на пленника. Он обещал Лукьену, что пробудет с ним всю ночь. Это ему награда за годы терпения, пояснил Трагер. Лукьен изо всех сил старался защитить свое сознание от генерала. Вокруг сгустилась темнота. В иных обстоятельствах он бы чувствовал страх. Но сейчас — нет. Он сделал выбор и был удовлетворен этим. И, если Акила сдержит обещание, он умрет на рассвете.
— Вы знаете, — внезапно заговорил Трагер. — Я много думал, капитан. Все это не должно было произойти так, — он радостно вертел кинжал в руках. — Представьте, какой могла быть ваша жизнь, если бы вы не трахнули Кассандру. Так и ходили бы в любимчиках у Акилы, и тогда я не был бы сейчас здесь и не получал бы такого удовольствия.
Лукьен не обратил на его слова никакого внимания.
— Так что я не виню вас за то, что вы переспали с королевой, капитан. Ох, и хороша была телка. Волосы как смоль, темные глаза. А эти сиськи! — Трагер плотоядно облизнул губы. — Должно быть, лакомый кусочек, а? — он ловко подбросил кинжал в воздух и поймал за рукоятку у самой земли. — И вам пришлось столько времени потерять зря. Все эти годы в бегах, продавая свое ремесло этой суке из Норвора за несколько монет, унижаясь. Кто знает, чего бы вы достигли в Лиирии? Могли бы сейчас уже стать бароном или герцогом!
— Как бы это могло произойти, когда Акила объявил всю знать вне закона? Ты что, забыл? — прохрипел Лукьен.