— Значит, мы, тем более, должны разбить лиирийцев в каньоне. И разобьем. Я обещаю.
— Вы не понимаете, — простонала Миникин. — Что случится, если победят они? Если они захватят замок? Все Нечеловеки погибнут, Лукьен, они сгорят. — Маленькая леди прислонилась к стене. — Этого нельзя допустить.
Лукьену все еще были непонятны мотивы Акари, но он знал, что силы у них достанет, дабы осуществить угрозу.
— Тогда, может, отвести Нечеловеков в селение? Там им будет безопаснее.
— Не будет. Когда крепость падет, настанет черед селения, и вы это знаете. Даже если Акари уничтожат лиирийцев в крепости, многие из них останутся снаружи, — она беспомощно посмотрела на рыцаря. — Они обнаружат селение. И убьют моих детей.
Впервые за все время их знакомства Миникин выглядела испуганной. Лукьен кусал губы, пытаясь продумать способ выхода из ситуации. Миникин права — если враги победят, крепость сгорит дотла, но остальные, снаружи, смогут найти деревню. Если же Нечеловеки останутся в крепости, то погибнут в огне. Лукьену это казалось несправедливым, но какое право он имеет ждать от Акари иного? Это их дом, причем, уже много лет, и чужаки уже опустошали его.
— Значит, нам остается только победить Трагера, — заметил он. — Другого пути нет.
Миникин кивнула.
— Я оставлю Нечеловеков в крепости. Там будет надежнее.
— Согласен. В крепости у них больше шансов.
Шанс оставался только один. И оба знали это. Хозяйка Гримхольда взяла Лукьена за руку. Она долго молчала. Просто смотрела на него. Времени оставалось мало, и терять его было нельзя.
— Миникин, не забудьте, что вы мне сказали, — мягко произнес Лукьен. — Будущее всегда неопределенно. У нас есть силы изменить его.
Маленькая леди наконец улыбнулась.
— Знаю. Надеюсь, нам не придется пожалеть об этих словах.
— Не придется. Так или иначе, я уверен, что мы спасем здешний народец.
Миникин нахмурилась.
— А если вы не сдержите обещание, Лукьен?
— Сдержу, — он сжал ее руку. — А теперь прошу извинить, у меня много работы.
— Нет. Вначале отдых. Вы ехали всю ночь.
— Не имеет значения. Вы же сами сказали, не стоит терять времени.
Он наклонился и неожиданно поцеловал ее в щеку, а затем отправился к барону Глассу и его непобедимой армии.
58
Генерал Уилл Трагер сидел в одиночестве в темном углу камеры, наблюдая за работой своего подчиненного, сержанта Маррса. В помещении было темно, за исключением единственного факела и жаровни с углями. Темница пустовала, ибо Трагер не нуждался в свидетелях. Он знал, что люди, подобные полковнику Тарку, отличаются преданностью, но порой слишком чистоплотны, к тому же пытки никогда не были уделом королевских гвардейцев — этих аристократов армии. Но плохие времена тоже требуют своих героев. Вот почему Маррс сейчас находился здесь, выполняя неблагородное дело. Маррс был человеком без жалости, как говорится, с железным сердцем. В бою он не отступал, и не горевал из-за гибели друзей. Да и друзей у него не было, насколько догадывался Трагер. Одиночка, вот кто он такой, но хороший солдат, и его хладнокровие должно пригодиться.
Сержант Маррс стоял в центре камеры, держа в руке железный прут, раскаленный докрасна. В жаровне нагревались еще три таких же, готовых для предстоящего грязного дела. С потолка свисали две длинных цепи с крепкими наручниками, за которые был прикован нагой пленник. Его звали Бенриан. Как и все дворцовые слуги, Бенриан отрицал, будто знает, где находится Гримхольд. Но он был самым близким к Кадару слугой — личным камердинером кагана. К тому же другие слуги не смогли сохранить твердое расположение духа под плетьми. Женщина по имени Дреана раскололась довольно быстро — после нескольких ударов она выкрикнула, что Бенриан прежде, дескать, бывал в Гримхольде. Маррс несколько дней занимался этой Дреаной, наводя ужас на слуг и получая удовольствие. Сам Трагер решил рук не пачкать. Подобно Тарку, он понимал, что его желудок не выдержит зрелища пыток, и еще ему требовалось залечить раны. Трагер до сих пор был слаб, и все делал с усилием. Раны, нанесенные Нечеловеком, заставили его пролежать в постели несколько дней. Но теперь разгадка близка, и Трагер хотел лично присутствовать при пытке.
На удивление, Бенриан оказался весьма стойким для камердинера. Рассвет давно миновал, и Маррс трудился над ним больше часа. Он начал с плетей, превратив темную кожу Бенриана в сплошные раны. Когда не удалось с плетьми, он перешел к прижиганию железным прутом. Запах серы наполнил комнату, когда загорелись угли. На противоположную стену падали зловещие тени. Бенриан извивался на цепях, словно безумный танцор, когда Маррс снова и снова прижигал его нагое тело. Трагер даже пожалел камердинера. Он успел зауважать джадори за короткое время пребывания на их земле. Ему не хотелось пытать их, особенно женщин. Не для этого его, Уилла, воспитывали, и отец вряд ли одобрил бы такое, хотя сам порой бил мать, уверяя, что, как муж, имеет на это право. Когда Дреана висела на цепях, Трагер представлял себе мать. Голос был похож.
Сержант Маррс сменил прут на другой, раскаленный. Он сунул его в лицо Бенриану, глаза которого расширились от ужаса. Густой бас Маррса заполнил собой всю камеру:
— Я от тебя устал, — громким шепотом сказал он. И помахал раскаленным концом прута у левого глаза жертвы. Бенриан, чей рот был заткнут кляпом, издал сдавленный вопль. Маррс улыбнулся и отступил назад. — Нет? Хочешь сохранить глаза? Так скажи мне то, что я хочу знать!
Бенриан разразился рыданиями, и Трагер видел, какая в нем происходит борьба. Он не мог больше выдерживать это зрелище, поэтому подошел к пленнику.
— Бенриан, посмотри на меня! — приказал он.
Джадори плакал, зажмурив глаза. Трагер схватил его за волосы и дернул.
— Открой глаза!
Тот повиновался. Глаза были красными, полными слез. Он с трудом выговаривал слова, умоляя Трагера прекратить конец мучениям.
— Ты знаешь, что я хочу знать, и знаешь, что я попаду туда, рано или поздно, — голова и ребра у Трагера невыносимо болели, но он едва осознавал это в гневе. Как и многие во дворце, Бенриан понимал язык лиирийцев. — Так что тебе нет смысла тянуть с ответом. Ты знаешь, где Гримхольд. Скажи мне.
Бенриан прекратил стоны и помотал головой.
— Говори!
Слуга молчал.
Трагер повернулся к Маррсу и выхватил у него прут. Потом подскочил к Бенриану. Держа одной рукой голову джадори и прут в другой, он начал целить его в глаз Бенриану. Тот закричал и зажмурил веки. Трагер подпалил ему ресницы.
— Закрывать глаза бесполезно. Эта штука пробьет тебе голову и выйдет с другой стороны. Хочешь этого?
Бенриан сдавленно молил о пощаде.
— Тогда говори то, что я хочу знать. Хватит защищать этих проклятых уродов!
— Давайте, генерал, — вмешался Маррс. — Сразу расколется. Я уверен.
Но Таргеру не хотелось. Он и так уже растерял почти все остатки человечности.
— Не надо сердить меня, ты, черный ублюдок, — прошипел он. Рука его тряслась, как и тело Бенриана. — Говори же! Видел, что я сделал с теми воинами?
Наконец, Бенриан кивнул. Трагер опустил прут и отступил назад. Какое облегчение. Он вытащил кляп изо рта у пленника.
— Я отведу вас, — простонал слуга. Он откинул голову назад и уставился в потолок. — Я знаю, где Гримхольд.
Удовлетворенный, Трагер кинул прут обратно в жаровню; вылетел сноп искр.
— Освободи его, — велел он Маррсу. — Дай одежду и пусть отдохнет. Если голоден, накорми его.
— Да, сэр, — прорычал Маррс. Трагер, меж тем, поскорее убрался, предпочтя вернуться в жилые помещения дворца. Он тяжело дышал и ужасно хотел лечь в постель и отдохнуть. Эти казни только подрывают его авторитет среди подчиненных. Сейчас они с ним, потому что Акила умер скорее всего и они желают отомстить Лукьену, но Трагер знал: легко сделать неверный шаг. Ему следует быть осторожным и не сломать хрупкие узы, связывающие его с воинами.