Уильям Рихтер
Очи черные
Девочкам семьи Шоу
Печатается с разрешения издательства Razorbill, a division of Penguin Young Readers Group, a member of PenguinGroup (USA) Inc. и литературного агентства Andrew Nurnberg
© William Richter, 2012
© О. Михайлова, перевод на русский язык, 2012
© ООО «Издательство Астрель», 2013
Пролог
Валентина проснулась и увидела Марию Ивановну, склонившуюся над ее кроватью и слегка сжимающую ее плечо.
– Тише, деточка, – проговорила Мария Ивановна еле слышным шепотом, и Валентина ощутила запах сладкого чая. – Пойдем.
Валентина сонно улыбнулась и тихонько выскользнула из-под одеяла, стараясь не разбудить других детей скрипом своей кровати. Мария Ивановна помогла Валентине надеть халат и тапочки, и они вместе тихо вышли из комнаты. Рука об руку они шли по коридору главного здания; слабый утренний свет, холодный и серый, едва проникал в высокие окна. Они прошли мимо низкой полки, на которой стояли в ряд глиняные горшочки – в каждом по одному цветку, на каждом от руки написано имя: Аня, Миша, Стася, Юра…
Все еще спали – даже Дарья, повариха, – и от необычности этого уединенного путешествия у Валентины сосало под ложечкой. Они добрались до конца северного коридора, где жила Мария Ивановна, и вместе вошли в теплую комнату, наполненную ароматом блинов, брусничного варенья и, самое удивительное, горячего шоколада. У плиты уже был накрыт маленький столик.
– Садись, Валя, – сказала воспитательница.
Валентина села за стол, а Мария Ивановна подала блины, положила на них сметану и налила своей гостье полную чашку горячего шоколада. Валентина с нетерпением ждала, когда Мария Ивановна сама сядет за стол.
– Вот и хорошо, – сказала воспитательница, занимая свое место за скромным столом. – Ешь.
Валентина жадно набросилась на еду, заедая каждый кусочек блина большой ложкой варенья и запивая глотком горячего шоколада.
Она завтракала так с Марией Ивановной уже шестой или седьмой раз, это всегда было неожиданностью, и, насколько она знала, другие дети такой чести не удостаивались. На этот раз, как и всегда, они молчали, Мария Ивановна с одобрением наблюдала за тем, с каким аппетитом Валентина ест, а потом убрала со стола грязную посуду.
Обычно после этого они пили вместе чай, и Мария Ивановна рассказывала истории о женщине по имени Елена, Елена Маякова, которая, как утверждала воспитательница, была Валиной матерью. Девочка слушала эти истории внимательно, но недоверчиво: она знала, что мать – это женщина, которая заботится о своих детях, а как могла эта совершенно незнакомая ей Елена быть ее матерью? Валентина не помнила ее, да и вообще не помнила своей жизни до приюта. Где эта Елена? Почему она бросила свою дочь?
Однако на этот раз никаких историй не было. Мария Ивановна сидела молча, пила чай и нервно поцокивала – по этому звуку дети определяли, что воспитательница чем-то расстроена. Видя это, Валентина тоже начала беспокоиться. Что случилось? Еще ни разу их завтрак не заканчивался так. После долгого томительного молчания случилось и вовсе то, чего вообще никогда не бывало, по крайней мере на глазах у Вали: Мария Ивановна заплакала и отвернулась, тщетно стараясь скрыть от девочки свои слезы. Валентина тоже заревела, расстроенная и испуганная неизвестно чем.
– Вам грустно, бабушка? – Валентина называла воспитательницу бабушкой, как маленькие дети часто зовут пожилых женщин.
– Я не твоя бабушка, – строго сказала Мария Ивановна. – Больше нет. Прости, Валя.
– Вы моя бабушка, – проговорила Валя, вытирая слезы. Она хотела быть сильной. Плачут только маленькие. Старшие дети в приюте не должны плакать, никогда.
– Сегодня приедет молодая семья из Америки, – сказала Мария Ивановна. – Твои мама и папа. У тебя будет новая жизнь.
– Нет, у меня есть мама. Вы же говорили. Моя мама – Елена. Если она придет за мной, а меня не будет…
Мария Ивановна покачала головой:
– Выброси эти истории из головы. Не надо было рассказывать их тебе, это моя ошибка. Забудь Елену.
Ошарашенная Валентина не сопротивлялась, когда воспитательница повела ее в собственную ванную, вымыла ей голову ароматным шампунем, потерла жесткой мочалкой с головы до ног. Так женщина выражала свои чувства, а Валентина боролась со своими, пряча слезы страха и смущения, стекавшие вместе с теплой водой и мылом к ее ногам. Когда купание было окончено, Мария Ивановна принесла девочке светло-желтое платьице, чистое и отглаженное, но сильно поношенное, с нитками, торчащими изо всех швов.
– Так, так, – проговорила женщина, когда Валентина оделась, и прибавила, невольно издавая все те же цокающие звуки: – Очень хорошо. Красавица-девочка.
Все происходило так быстро, что Валентина не успела ничего ни обдумать, ни прочувствовать. Мария Ивановна, крепко держа девочку за руку, вела ее по главному коридору. Везде уже горел свет, весь приют проснулся. Других детей – ее братьев и сестер – нигде не было видно, но из-за закрытой двери классной комнаты слышалось пение: приглушенный звук эхом отдавался в длинном пустом коридоре.
Мария Ивановна привела Валентину в небольшой кабинет, где девочка никогда прежде не была, там стояли мужчина и женщина. Они заулыбались при виде Вали, женщина шагнула ей навстречу и встала на колени, так что лицо ее оказалось напротив лица девочки. Из глаз женщины потекли слезы, она судорожно сжала руки, так что пальцы у нее стали белыми, как молоко. Валентина почувствовала острое желание убежать, но не могла пошевельнуться, ноги ее как будто были прикованы к полу какой-то невероятной, пугающей силой.
Женщина взяла Валентину за руку, и как будто электрический разряд поразил девочку, непонятное и сильное чувство охватило ее: ей одновременно хотелось броситься в объятия этой женщины и оттолкнуть ее – два одинаково сильных порыва боролись в ее душе. Женщина заглянула Валентине в глаза и сказала несколько слов на непонятном языке. Мария Ивановна согласилась.
– Да, – кивнула она. – Темные глаза. «Очи черные».
Другие дети ждали Валю в коридоре. Она вышла вместе с американскими гостями: мужчина держал ее за одну руку, женщина за другую. Дети запели знакомую песню, Валя сама пела ее несколько месяцев назад, когда из приюта забирали маленького полуторагодовалого Руслана:
Пускай придет пора проститься,
Друг друга долго не видать,
Но сердце с сердцем, словно птицы,
Конечно, встретятся опять.
Дойдя до двери в конце коридора, Валентина попыталась освободиться от державших ее за руки новых опекунов. За пять лет она нечасто покидала стены приюта, и теперь, на пороге, ей вдруг стало совершенно ясно: если она выйдет в эту дверь, пути назад не будет. Она попробовала освободить руки, и ей даже удалось вытянуть ту, за которую ее держал мужчина, но хватка женщины оказалась крепкой, а ее руки – неожиданно сильными.
Валентина видела Марию Ивановну, стоящую в конце коридора, в дверном проеме.
– Бабушка!.. – крикнула девочка, но та лишь отвернулась, лицо ее исказилось от боли.
В конце концов, делать было нечего. Валина попытка сопротивляться не увенчалась успехом, силы были слишком неравны. Через пару секунд ее уже посадили на заднее сиденье громоздкой черной машины, ждавшей у входа, и помчали к новой светлой жизни. Наконец, высвободив руки, Валентина обернулась и сквозь заднее стекло машины смотрела, как ее единственный дом, стремительно удаляясь, совсем скрылся из вида.
1
Она позвонила парням из Колумбийского университета по мобильному, и через пару минут они неспешно выкатились из общежития, уже подвыпившие и принарядившиеся для похода в ночной клуб. Они смерили ее взглядами, обдумывая, не может ли она пригодиться им для чего-нибудь, кроме наркоты, но она смотрела на них так холодно и сурово, что мысли эти быстро улетучились.
– Восемь доз за сто пятьдесят. – Она повысила цену, видя, что у парней есть деньги и они уже под кайфом. – Экстази или кетамин?
– И то, и другое, – ответил высокий кудрявый парень. – Четыре и четыре.
Обмен состоялся, и они направились к входу в метро на 116-й улице. Она тоже собиралась поехать на метро, но не в компании пьяных студентов колледжа. Неплохо было бы поймать машину, но она не привыкла тратить деньги на себя.