Но именно подобное координирование и отказалось выполнять око плоти. Вместо этого оно стало говорить, что того, чего я не вижу, не существует; тогда как ему следовало говорить: того, чего я не вижу, я не вижу. Кант не утверждал, мол, Бога нет: он говорил, что направленный на чувственное научный рассудок неспособен постичь Абсолют. Витгенштейн выразил это следующим образом: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Сциентисты же извратили это в принцип: «О чем нельзя говорить, того нет».
Например: вспомните, что один из вкладов Канта состоял в отчетливой демонстрации, что всякий раз, когда вы пытаетесь рассуждать об Абсолюте, то вы всегда можете рассуждать в двух противоречащих друг другу, но равным образом убедительных направлениях. Это не является достаточным доказательством того, что Божества не существует (несмотря на то, что поздние позитивисты так это ошибочно истолковывали); нет, этим Кант показывал, что Божество трансцендирует рассудок.
Всюду, где высшие измерения представлены в низших, они непременно что-то теряют в процессе перевода (или трансляции). Простой пример: всякий раз, когда трехмерная сфера сводится к двумерной плоскости, она становится кругом. Сфера, так сказать, разрезается пополам, чтобы уместиться на бумаге. И заметьте, ведь сфера может быть разрезана в двух самых разных направлениях (скажем, с восточной стороны на западную или с западной на восточную) и при этом все равно оставаться все тем же кругом. Можно, следовательно, утверждать, что когда бы круг ни пытался мыслить о сфере, он может произвести на свет два совершенно противоречащих друг другу утверждения, имеющих равную убедительность, ведь – для круга – оба утверждения и вправду верны. То же самое касается рассудка и духа.
Позитивисты считают, что это означает: сферы не существует. Но единственное, что это значит, так это что, с точки зрения круга, сферу понять нельзя.
Кант был твердо убежден в существовании Трансцендентного, хотя он и знал, что его нельзя постичь чувственным опытом или научным рассудком. Но его «полупоследователи» – начиная с Конта и Маха и заканчивая современными Айером, Флю, Куайном и иже с ними – не обладали даже такой степенью рассудительности. Расстроенные ролью правильной спекулятивной философии и совершенно слепые на око созерцания, сциентисты отдали все знание низшему оку плоти, и никакое иное знание, кроме приходящего через это око, более не считалось заслуживающим уважения.
Таков был новый эмпирический сциентизм: он просто заявлял, как продолжает заявлять и сегодня, что единственно только око плоти и выражаемые в числах количественные данные реальны. Все остальное – око разума, око созерцания, Бог, Будда, Брахман, Дао – все это бессмысленно, ибо ничто из этого не появляется как объект «наблюдаемый вовне». Коль скоро сциентизм не может приложить к Богу линейку, то он объявил Дух нонсенсом и бессмыслицей. Христос, следовательно, был безумен, Будда был шизофреником, Кришна галлюцинировал, а Лао-цзы страдал от психозов.
И посему в этом, именно в этом, была извращенная часть наследия Галилея и Кеплера, от них доставшаяся Ньютону, от Ньютона – Канту, от Канта – Конту, Маху и Айеру и вплоть до Уилларда Куайна. «Лучший способ охарактеризовать мировоззрение Куайна это сказать, что… фундаментально есть только одна сущность в мире, и таковая исследуется учеными-естественниками, а именно – физические объекты; и, во-вторых, есть лишь один тип знания в мире, и это то знание, которым обладают ученые в естественных науках».[40]
А сам Уиллард Куайн? «Уиллард Куайн – это самый влиятельный американский философ последних двух десятилетий».[41]
«Как бы вы это ни приукрашивали, – пишет Уайтхед, – таков практический итог характерной научной философии, которой увенчался XVII век». При рассмотрении посредством научного ока, отмечает он, «Природа есть нечто унылое, лишенное звука, запаха, цвета; просто суета материального, бесконечная и бессмысленная».[42] Вот и все, что есть. Вот и все, что стоит познавать. Но еще хуже следующее: